Город уже просыпался. Где-то залаяла собака, послыась чья-то сонная ругань. Пройдя еще сотню метров, старуха свернула к старому кирпичному зданию. Когда-то в нем находился интернат для глухонемых детей, затем воспитанников куда-то перевезли, а здание приговорили к сносу. До сноса дело так и не дошло, и уже вскоре в доме появились новые жители, обитатели городского дна.
— Что, грымза старая, прошвырнулась уже? — встретил старуху вышедший из дверей невысокий сухощавый человек. Его возраст трудно было определить — приблизительно от пятидесяти и выше. — Есть что стоящее?
— Нет, — отозвалась старуха. Хотела было войти в дом, но задержалась на пороге. Глянув Старьевщику в спину, — а это был именно он, — задумалась. В конце концов, почему бы не попытаться заработать еще пару кредов?
— Ты как-то говорил, что Хромому Санчесу нужен ребенок?
— Ну говорил. — Старьевщик оглянулся и посмотрел на старуху.
— Там в одном месте кто-то младенца бросил. Несколько дней ему, не больше. Я хотела позвонить в полицию, а потом подумала…
— Брось трепаться, — оборвал ее Старьевщик. — Знаю я твои штучки. Кто он — мальчик, девочка?
— Мальчик, — быстро ответила старуха. — Хорошенький такой. Холодно на улице, а он в коробке.
— Где это?
— Ишь, какой быстрый! — засмеялась старуха. — Сто кредов — идет?
Старьевщик сжал кулаки.
— Не гневи Бога, Изольда. Где он?
— Пятьдесят, — согласилась старуха. — Меньше не могу. Видел бы ты его — розовенький, щечки пухлые. Ангел, а не ребенок!
Не говоря ни слова, Старьевщик полез в карман, глаза старухи жадно блеснули. Отсчитав пять монет, Старьевщик выжидающе посмотрел на старуху.
— У Гнилого моста это, где Фрида спирт продавала. Налево по Лодочной сворачиваешь, там ящики для мусора. Там он и лежит в коробке.
— Обманешь — сам удавлю… — Старьевщик бросил деньги старухе под ноги и быстро пошел прочь.
