Покончив с умозаключениями, Иисус снизошел на землю и вкратце объяснил Сильвину, в чем будет заключаться его задача и какие личные выгоды он (Сильвин) из этого извлечет. Наконец он замолк, весьма довольный тем впечатлением, которое произвел на одноглазого гостя, и бросил короткий красноречивый взгляд на мистера Colgate.
Иисус. Что-нибудь добавишь?
Мистер Colgate. Помимо прочего, у тебя теперь есть, как это?… возможность отомстить Герману. Ха, он издевался над тобой, сделал тебя инвалидом, жестоко надругался над твоей женщиной…
Отомстить? Отомстить Герману? Эта мысль еще не приходила Сильвину в голову, ведь он всегда и во всем винил только себя. Но, боже, как неожиданно сладко она прозвучала… как заклинание… эта мысль о мести…
Сильвин. Я подумаю. А можно мне вернуть мои дневники?
Иисус. Конечно, мой друг, забирай. Они же твои…
В просторном загородном коттедже, где теперь поселили Сильвина и Мармеладку, не обошлось и без прислуги. Два этаких невзрачных, почти бесполых человечка с плохими зубами и известковыми лицами, наполненными страхом, — семейная пара с Севера, — круглые сутки пребывали в состоянии броуновского движения: убирали, стирали, готовили, выметали двор; старались предвосхитить любое желание, для чего ловили жесты, заглядывали в глаза и прислушивались к дыханию. Верно, немало им платил Иисус, раз они так из кожи вон лезли.
Коттедж охраняли четверо громил, двоих из которых Сильвин уже видел во время замены водопровода в резиденции Германа. Жили они в отдельном домишке, ничем себя не проявляя, когда же попадались на глаза — застенчиво улыбались, показывая, что просто охраняют объект, но никоим образом не сторожат пленников. Ночью, вооруженные короткими автоматами, при собаках, они кружили по периметру участка — мышь не пробежит.
Два-три раза в неделю наведывался мистер Colgate. Его зубастая улыбка была всегда на месте, но теперь он взял на вооружение бейсболку с длинным козырьком, пряча в тени все лицо, отчего стал напоминать журавля. С ним всегда был лэптоп с хранящимися в его памяти фотографиями десятков людей. Обязательно пряча глаза под своим забавным клювом, он показывал Сильвину цифровые изображения людей, задавал вопросы и записывал ответы на звуковую дорожку того же компьютера, наверное, для последующего изучения любознательным Иисусом. Мистер Colgate не был интеллектуалом, его коротковолновые мысли едва опережали школьный аттестат, но свою работу он знал туго и, похоже, был бесценным и преданным исполнителем. Вообще-то столичные славились своей железной дисциплиной и жесткой кадровой политикой.
