…Так вот, при помощи новых очков Сильвин внезапно увидел в воспаленных, глазах Капитана всю его душу — неожиданно мелкую, мечущуюся, лживую, существующую лишь скучными инстинктами…
Или вот еще:
… В данную минуту Герман был счастлив и думал о том, как ловк. Но скрыл от своих друзей часть доходов с продажи девочек. Но его радость все же подтачивали два обстоятельства: внезапно ставшее очевидным лидерство Капитана, который, если так дальше пойдет, может перехватить инициативу, и недовольство столичных, которые вот уже несколько раз серьезно предупреждали Германа, чтобы он не вставал на их пути…
Достаточно или продолжить?
Сильвин. Достаточно. Что вы хотите?
Иисус. Мы хотим, чтобы твои телепатические способности послужили, в конце концов, людям во благо. Мы хотим при помощи твоих ошеломительных возможностей поставить городу хорошую клизму очистить его от скверны, промыть ему мозги, превратить в цветущий оазис, в самый красивый и благодатный город на свете. Твой долг гражданина и христианина помочь нам в этом благороднейшем деле. Потворствуя Герману, ты немало согрешил, но, помогая нам, несомненно, искупишь свои грехи.
Сильвин. Но разве вы чем-то отличаетесь от Германа? Ведь, насколько я понимаю, вы и есть столичные?
Иисус. Да, люди иногда так нас называют. Намекая на то, что мы родом из столицы — пришлые, как говорится. Но мы вовсе не Коза ностра, не русская мафия и не якудза, как принято считать, благодаря многочисленным слухам, которые распускают наши конкуренты. Скорее, финансово-промышленная группа. Если нам и приходится иной раз нарушать законы, то только потому, что эти самые законы никуда не годятся и чаще преступника защищают, чем радеют о его неминуемом наказании…
И Иисус ударился в сложносочиненные рассуждения о расхожих человеческих заблуждениях, о добре и зле, о призрачных гранях, которые иной раз отделяют хороший поступок от плохого, и о Преступлении и Наказании, с точки зрения известного русского писателя Достоевского и его собственной. Вскоре от его нравоучительного тона и особой манеры говорить запахло ладаном, а над его головой закружились очаровательные пупсы-ангелы.
Мистер Colgate у двери заметно заскучал, титаническим усилием удерживая уголки губ от расползания в ироническую усмешку.
Сильвин слушал Иисуса, находя немало логических противоречий в его обстоятельных словах и заковыристых фразах, ведь он всю жизнь считал, что насилие нельзя ничем оправдать, какие бы высокие помыслы ни преследовались при этом. Но главное, что он вынес из речи Иисуса (и эта мысль надолго занозой засела в его голове), что он велик, что он действительно почти бог и что его прежний хозяин Герман, по сравнению с Иисусом, — жалкое млекопитающее, динозавр, который до сих пор не вымер только потому, что Сильвин оказывал ему исключительную помощь.
