— Штурман, видишь?
— Вижу, командир!
— Гуськом! — восхищается Жуковец.
— В кильватер, — поправляет пунктуальный Должиков.
Принимаем решение уйти влево, затем, развернувшись на сто восемьдесят, зайти под прямым углом к лунной дороге.
Выходим на середину конвоя. Выбираем баржу покрупнее — не менее тысячи тонн. Триммером создаю небольшой кабрирующий момент, сдерживаю давление на штурвал. Плавно снижаюсь. "Не забывай о воде…" Вода почти не просматривается. Тридцать метров…
— Так, штурман? Ложимся на боевой?
— Баржа в прицеле!
Противник огня не открывает. Значит, не видит.
— Сброс!
Самолет облегченно «вспухает».
Курс не меняю, иду с небольшим набором высоты. Под крылом светлым пятном проносится палуба баржи. «Хвоста» торпеды не видно.
Разворачиваюсь.
— Есть! Цель! Цель, командир! Выравниваю машину, вглядываюсь. Внизу клубы дыма ли, пара — словно в море спустили огромный утюг.
— Кто видел взрыв?
— Все! — хором.
Захожу еще раз. Пересчитываю. В конвое — девять барж.
— Молодец, Коля! Чистенькая работа!
Должиков выстукивает на землю: "Задание выполнено…"
На стоянке, в окружении команды Белякова, — Иван Григорьевич. На том же месте, будто и не уходил.
— Ну спасибо! Молодцы, хлопцы! Дайте-ка обниму вас… Вот так… А теперь… Тоже в долгу не останусь, подарок, как полагается, за подарок. Угадайте, что приготовил для вас? Ладно, вижу, не до загадок. Только что вы улетели, пришла весть: Севастополь свободен!
Несколько секунд стоим молча, не очень веря ушам, — в них не смолк еще гул моторов. Понятливый Иван Григорьевич поднимает руку.
— Ура! Ура! Ура! — рубим вслед за ним, как на тренировке к параду.
Когда смолкло в ночи троекратное эхо, еще уточнили:
— Совсем?
— Начисто! — майор подкрепил слово жестом, будто смахнул со стола сор. Хлопцы уже, чай, отпраздновали в столовой…
— Хлопцы? А как же… Без вас? Вы-то как же, Иван Григорьевич?
— Завтра, завтра! После митинга, вместе с вами. Возьмете в свою компанию? Еще как отметим! И первый успешный ночной удар. Первый в полку, торпедный! Можно, выходит, топить гада и при луне?
— Вполне! — авторитетно заверил Прилуцкий, толкнув меня локтем: мол, завтра-то, между прочим, уже наступило.
— Ну вот! Вот это и главное. Доказали! Война-то еще ведь не кончилась, так? Вот и отпразднуем первый… А может быть… и второй?
— Ну так и он тоже первый! — решили, что речь о Жесткове. — Лишь бы нашли что-нибудь… У них с Локтюхиным не сорвется!
— Не сорвется, да, да, и у них, — рассеянно согласился Иван Григорьевич. Но… вот что, ребятки, — охватил нас с Прилуцким за плечи. — Пошли-ка к начальству, чай, тоже заждалось, пошли-ка, пошли…
