Торпедоносцы летели фронтом, на высоте тридцать метров, вся группа атаковала головной транспорт, грузно осевший в воде. Панин шел рядом со мной. Мы уже были на боевом курсе, до сброса торпед оставались считанные секунды, когда я почувствовал беду. Не спуская глаз с цели, боковым зрением увидел вихрь пламени слева.
Огнем был охвачен самолет Панина. Но продолжал лететь. Он был управляем и не сходил с боевого курса. До цели оставалось не более пятисот метров, экипажи сбрасывали торпеды, сбросили мы…
Сбросил и Панин. И сразу довернул на сверкающий вспышками выстрелов вражеский эсминец…
Нетрудно представить, что чувствовали гитлеровские моряки в эту минуту. Мне показалось, что их огонь разом стих. Может быть, так и было. Все пушки и пулеметы лихорадочно доворачивали на огромный пылающий факел, неотвратимо несшийся на них…
Торпедоносец взорвался в воздухе, не долетев до эсминца ста метров. Мы перескочили через фашистские корабли…
Транспорт водоизмещением около четырех тысяч тонн, атакованный нашей тройкой, разломился на части и скрылся в пучине моря. Но сам я этого не видел. Это мне передали потом. А в те минуты был ослеплен взрывом. Ослеплен и оглушен. Даже не слышал доклада о поражении цели, хоть, несомненно, стрелки доложили.
И весь обратный путь пролетел как во сне. Держал курс, высоту, машинально выполняя команды штурмана. Иногда оглядывался влево, будто не веря в свершившееся, ожидая увидеть там "как припаянную" машину…
Их было четверо: коммунисты Михаил Федорович Панин, Глеб Михайлович Купенко и комсомольцы Петр Леонидович Шибаев и Григорий Фролович Суханов.
Экипаж, обретший свой боевой стиль за неполные пять совместных вылетов…
Командир "счастливой девятки"
Этот Ил-4 — единственный в полку — прослужил в нем со дня поступления на вооружение до Победы. А затем, украшенный шестью звездами и двадцатью пятью силуэтами кораблей — символами «личных» побед его в воздухе и на море, — стал на выставке победоносного оружия, организованной в 1945 году в Симферополе, как вечно живой экспонат.
За двадцать восемь месяцев боевой жизни этого самолета на нем было заменено тридцать семь моторов. Менялись узлы, механизмы, приборы, части. Менялась обшивка, лист за листом…
Неизменно бессменным оставался лишь его бортовой номер.
Почти бессменным — его экипаж. Командир — Александр Иванович Жестков. Штурман — Иван Григорьевич Локтюхин. Воздушный стрелок-радист — Андрей Васильевич Засула. (Впоследствии — Иван Васильевич Чумичев). Воздушный стрелок — Иван Тарасович Атарщиков. Воинские звания? Тоже менялись. Не как моторы, конечно. Пореже, куда. Жестков — вначале младший лейтенант, к концу войны старший. Локтюхин — сержант, в конце лейтенант. Атарщиков с Чумичевым прибавили на погонах по паре лычек. Засула успел лишь одну.
