Илаза не плакала. У Игара хватило наглости уже в ту первую встречу поклясться, что он вырвет ее из Замка и сделает своей женой; у Илазы хватило здравого смысла не жаловаться матери на дерзкого послушника, а Отец-Дознаватель слишком озабочен был своей миссией, чтобы обращать внимание на мечтательное выражение в Игаровых глазах. Святая Птица, он хотел стать хорошим послушником, но нрав его…
Тело мучительно затекло. Он не чувствовал своих ног, а о существовании рук напоминали редкие болезненные покалывания; губы раздулись, как мыльные пузыри. В ватной тишине бесконечно долгого дня беззаботно звенел ручей — его песня была худшей из возможных пыток; потом к ней прибавилось басовитое гудение — над лицом Игара кружила пара слепней, он то и дело мучительно дергался, но кровососы становились все наглее. Пить…
— Пить… — тихонько прохрипела Илаза, и Игар не узнал ее голоса. Неужели и она вот так же не чувствует тела и пытается облизнуть губы липким, в тягучей слюне языком?!
От раскаяния он снова едва не заплакал. Клялся, что отведет все беды — какова же цена его клятвам?! Обещал быть ей опорой и защитой и обманул на другой же день после свадьбы, не уберег, обрек на мучительную смерть, потому что…
Он рванулся сильнее, и слепни, удивленные, отлетели чуть дальше, чем обычно. Сколько еще ждать?! Паук ли, смерть ли от жажды… Уж неизвестно, что хуже…
— Илаза, — сказал он, но не услышал своего голоса. Попытался прочистить горло; сглотнул слюну, которой уже не было. — Илаза… Давай играть, будто мы на свадьбе. Будто столы накрыты… Ты кого пригласила?
Некоторое время было тихо, только ветер сухо шелестел листвой.
— А… зачем? — спросила Илаза глухо.
Солнце низко, подумал Игар. Скоро и вовсе…
— Илаза! Не молчи. Скажи что-нибудь.
Не то вздох, не то стон.
— Илаза… А почему… У княгини такая… такая вмятина на спине, будто ложбина? Как от веревки?
— Дурак.
— Нет, ты скажи!
— Она не носит корсетов.
Игар закрыл глаза. Сто раз повторил про себя «корсет, корсет, корсет»… Слово потеряло смысл. Просто череда звуков.
— Ну и что?
— Она носит… Другое белье.
— Ну и…
Илаза всхлипнула:
— Пить. Я хочу пить.
— Не плачь, — сказал Игар беспомощно.
И снова тишина. В прорехах между ветвями висело одинокое облако такое же белое и рыхлое, как вчера. Один бок его показался Игару чуть золотистым. Чуть-чуть.
Вечер наползает из оврага…
Он всего лишь на секунду закрыл глаза — и увидел теленка со свежим тавром на боку, красным тавром, болезненной раной; в следующую секунду небо в переплете ветвей оказалось уже не синим, а фиолетовым, а листья на ветках сделались черными. Место облака заняла тусклая, едва народившаяся звезда.
