– Знаешь, я солдат. Я не умею трепаться, как человеческий менестрель. Что, ты спросил? Хорошо. Когда тепло вдвоем, когда прикрыта спина и когда можно верить. Тебе хватит?
Инглорион замолчал, глядя в огонь. Он чувствовал ужасную усталость – и последняя фраза орка вызвала тупую боль на дне души, то ли злость, то ли досаду, то ли более сложное чувство. Эльфу ужасно не хотелось продолжать этот нелепый, явно сдуру начатый разговор, – но тут, на его счастье, седой орк, который дремал неподалеку, поднял голову и прорычал:
– Может, наконец, заткнетесь, вы, двое?! Достало уже слушать!
Паук кивнул и промолчал. Инглорион ушел в самый дальний конец спальни, свернулся клубком на лошадиной шкуре и сунул руки под мышки. Он очень жалел сейчас свой потерянный плащ – было холодно, хоть камин и грел даже пол.
Было гораздо холоднее, чем должно бы.
Инглорион очнулся от того, что его грубо трясли за плечо. Он с трудом открыл глаза, едва понимая, где находится – и увидел орочью самку с белесым пучком волос и выбитым зубом. Она сидела на корточках рядом с тюфяком, на котором спал эльф, ее собачий нос раздувался, а глаза, желтовато-зеленые, скорее, кошачьи, с узкой прорезью вертикального зрачка, смотрели беззлобно и, пожалуй, озабоченно.
– Ты кричал, – сказала орка. – Тебе больно?
Инглорион сел. Осознав себя в пещере, освещенной красными отблесками горящего угля, рядом с рабыней Мрака, осознав, что спал здесь и что ему снились дико страшные сны, от которых он до сих пор тяжело дышит, он мотнул головой, отстраняя тварь от себя.
– Нет, – пробормотал он, пытаясь собраться с мыслями. – Мне не больно. Я видел… какие-то пустяки… Здесь сыро… я мокрый…
Он провел рукой по лбу. Волосы прилипли к коже, все было даже более мокрым, чем если бы эльф ночевал без плаща в росистой траве. Инглорион поежился от прикосновения влажной ткани к чрезмерно чувствительной коже – хотелось другую одежду, но другой негде было взять.
– Здесь сухо, – сказала орка. – Ты вспотел.
Инглорион нервно рассмеялся.
– Знаешь… Шпилька, – ее имя выговорилось не без надменной иронии, но все-таки сошло с языка, – ты говоришь чудовищную чушь. Эльфы не потеют.
Орка визгливо хихикнула.
– Другие не потеют, а ты потеешь. Я чую запах.
О, Варда, подумал Инглорион с ужасом, от меня разит, как от козла. Как от деревенского мужика, как от грязного человека после драки… не может быть. Просто не может быть.
Эльфы не потеют, думал он, чувствуя, как его начинает мелко трясти. Маленькие ранки заживают на наших телах за одну ночь, думал он, разглядывая собственную искалеченную руку с обломанными и содранными ногтями и ощущая, как саднят ссадины. И эльфам не снятся страшные сны. Никогда. Эльфов вообще ничего не пугает.
