– Да пойми ты, – убеждал Феликс. – Нам хотят внушить, что все мы одна семья. Поэтому спортсменам и придумывают клички.
Феликс, твердил о том, что профессиональный футбол – это большая коммерция, она дает огромные барыши. Кстати, он со все меньшим энтузиазмом участвовал в их импровизированных состязаниях-викторинах.
И уж совсем непонятными казались тогда Рюдигеру застрявшие в памяти слова Феликса:
– С политиками еще хуже. Их тоже все зовут просто по именам. «При Адольфе было по-другому…» Это ж глупо! Люди делают вид, будто знаются с воротилами на короткой ноге. А те ведь дурачат народ.
Как тут возразишь?
Сегодня Рюдигеру кажется, что это были первые признаки чуждого идейного влияния. Сам Феликс до такого не додумался бы. Ведь ему было всего тринадцать. Старый Бастиан хоть и выглядел человеком приличным, но, видимо, дома слишком много разговаривал о политике.
Поммеренке съел шницель с жареной картошкой и принялся вытаскивать огурцы из салата, откладывая их на край тарелки. «Почему это не бывает салата без огурцов?» – подумал Рюдигер и приподнял пустой стакан, чтобы показать кельнеру, что просит еще кока-колы.
Одно нельзя не признать. И позднее, уже в университете, занимая ответственные посты в студенческих организациях, Феликс сохранил интерес к речевым нюансам. Вспомнилось одно собрание группы марксистского союза студентов. Для Поммеренке многое еще было в новинку и отталкивало. Вначале член руководства группы выступил с политическим докладом. Говорилось о важнейших политических событиях недели. Бастиан присутствовал в качестве члена президиума союза и инструктора. В заключение прений он попросил слова:
– Товарищи! Мне хочется сделать небольшое примечание. Возможно, это покажется мелочью, о которой не стоит говорить особо. Но сегодня я вновь обратил внимание на то, что мы сплошь и рядом пользуемся штампами. Так, в политическом докладе раз двадцать повторилось словечко «считать»: «руководство считает», «я считаю», «партийные органы считают». До чего же однообразно: я считаю, что ты считаешь, он считает, они считают – и так далее. Это лишь один пример. Плохо, что так мы говорим не только между собой, но и обращаемся к другим. Перечитайте обе последние листовки или вспомните наши выступления на общем собрании. Вряд ли кто усомнится в нашем отношении к Советскому Союзу, но зачем твердить: нерушимая дружба с великим Советским Союзом, проникнутая духом пролетарского интернационализма? Все это верно, но к чему напыщенность? Разве это поможет нашему делу? Привлечет к нам хотя бы еще одного из тех, кто пока в стороне? Не думаю. Словом, я так не считаю.
