– Нет. Мне понятна речь очень многих народов.
– Тогда ответь, кто ты такой и куда держишь путь?
– В этот мир я низвергнут помимо своей воли бедствием, которое одни здесь называют Сокрушением, а другие Перемежовкой. Единственное, к чему я стремлюсь сейчас, это вырваться отсюда на волю, дабы продолжить свой путь, цель которого известна лишь покровительствующим мне высшим силам.
– Твои спутники родом из Дита? – Лицо женщины-воина было холодно и высокомерно, не верилось, что совсем недавно она с безоглядной страстью предавалась свальному греху.
– Да, любезная, – я чувствовал, что врать ей нельзя. – Но они не враги вам. Мы пройдем Переправу, и вы никогда больше не услышите о нас. Прошу тебя, не препятствуй нам.
– Человек, стоящий справа от тебя, женщина?
– Это моя жена.
– Почему она смотрит на меня с ненавистью?.. Пусть говорит сама.
– Что я должна сказать? – тихо вымолвила Ирлеф. – Что именно тебе хотелось бы услышать? Слова благодарности за спасение? Изволь. Может, ты ждешь, что я стану восхищаться вашими ратными подвигами? Отнюдь. Среди них, – она указала на груду растоптанных трупов, – было немало случайного люда, вовсе не желавшего вам зла. Так, как вы, поступают только не ведающие законов дикари… Что еще я должна? Выразить восторг по поводу творимого вами разврата? Не могу. От этого зрелища меня тошнит.
– Тогда съешь что-нибудь кислое, – прекрасная воительница едва заметно улыбнулась. – Неужели ты считаешь, что только дитсам открыта безусловная истина? Неужели та жизнь, которую вы влачите, и есть единственно правильный путь человека? Тебя тошнит от нас, а вы нас смешите. Отдав себя во власть евнухов, вы сами стали похожи на них. Жалкие пленники собственных страхов! Вам неизвестна любовь, а верность своему народу вы храните лишь под угрозой смерти. Почему вы ненавидите нас, вольных людей, весь смысл жизни которых в наслаждении – наслаждении тонким вином, изысканной пищей, вражьей кровью, быстрой скачкой, прекрасными телами наших сестер и братьев? Разве мы чем-нибудь досадили вам? Живите за вашими стенами как хотите, только не касайтесь нас. Мы свободный народ, а главное отличие свободы от несвободы – полное презрение к чужим законам, чужим обычаям и чужим суждениям.
– Тогда павшие от ваших мечей бродяги были еще более свободны. Они презирали не только чужие законы, но и чужую жизнь, – возразила Ирлеф. – Но на каждом шагу их свобода обращалась горем для других.
– Презирая кого-либо, мы никогда не навязываем ему своих нравов, а тем более не поднимаем первыми оружия. Ни один из моих соплеменников без причины не задел дитса.
