– Ну, господынюшка, в очередной раз удивила!… Да и было чему удивляться! Фрейлина Екатерина, мало что дочь адмирала Ивана Львовича Нарышкина – из рода царственных Нарышкиных, – так еще и двоюродная племянница самой Елизаветы! Казацкая ли это честь?!
Правда, среди Нарышкиных, рода широкого и ветвистого, всякие бывали, да и теперь… один; вот заместошута пробавляется, поскольку ни к чему не способен… но ведь родовой-то знак не отринешь. Что взбрело на ум господынюшке сумасбродной?
Но он распрекрасно знал Елизавету, которую по-свойски, на малороссийский лад, в уединении звал господынюшкой, – мог ли оскорблять ее излишней болтовней при всяком нешуточном решении?.. Ведь не зря же недоросль Кирилл мало что был осыпан почестями, так еще и к царскому роду приобщался! Уму непостижимо…
Но истинное непостижение началось день спустя, когда он с камердинером вытащил Кирилку из его холостяцкой норы, заставил умыться и прихорошиться, усадил рядом, высказал ему все, а когда тот, с похмельной, видно, головы и после холодной воды ничего не понял и отмолчался при столь важном известии, то по своей привычке ткнул в шею:
– В ноги!
А когда тот приспустил было колени, уже помягче:
– Да не мне, дурень. Государыне! Сейчас узнаю, не при делах ли да при людях.
Чтоб ни наделал чего непотребного, самолично пошел и уговорился о приеме.
– Ее величество даст аудиенцию. Только развяжется с канцлером Бестужевым… Надоел он ей хуже горькой редьки! Посиди перед дверями, вызовет барон Черкасов.
Барон – кабинет-секретарь Государыни, человек вышколенный. Вызвав, конечно, тотчас же удалился. Так что Алексей и не знал, как там вел себя Кирилка. А Елизавета не распространялась особо, на расспросы односложно ответила:
– Суро-ов ты, граф Алексей Григорьевич! Но вышло-то – посуровее следовало быть… Когда приспело время засылать сватов, Кирилл запропал.
Вот запропал, да и все, как полушка на петербургской улице! Алексей уж и за Григорием Тепловым посылал – не делами ли академическими утруждает себя господин президент? Какие дела, ответствовал Теплов, возглавивший канцелярию Академии. Дел, а особливо склок всяких, накопилось столько, что незнамо, как их и решать. Личное присутствие господина президента требуется или хотя бы его подпись. Ведь задыхается Академия от дрязг! Один Михаиле Ломоносов чего стоит – ломит с плеча на немцев. Ну как опять в тюрьму за дебош попадет? Ведь сраму и президенту не обобраться…
Не добившись толку ни от Теплова, ни от слуг Кирилкиных, камергер Алексей Разумовский самолично пустился в розыски. К одному, другому столичному ловеласу – незнамо где, не видели. Сами удивляемся – не случилось ли что?
