Нечто подобное и ожидал Разумовский – но все же… Кресло под ним тяжело заскрипело. Екатерина недовольно покосилась и, откинув вуаль, пристально уставилась на вошедшего.
Он был в длинном сером кафтане, суконных панталонах, чулках и башмаках. И сам весь длинный, нескладный. Рост выдавал петровскую породу, но крепости не было. Хилое, вытянувшееся растеньице, которое Кирилл видел полгода назад, пожалуй, больше прежнего истончившееся. Синяки под глазами – били иль от жизненной, вечной печали? Лицо выражало еще меньше смысла, чем прежде. Опухшие, красные веки – от слез, поди?
При всем бессмыслии он узнал сидящего рядом с женщиной мужчину и сделал к нему два робких шага, бормоча:
– Вы? Опять… навестить несчастного?..
Кирилл растерянно указал на женщину, вздрогнувшую при этом обращении. Узник неохотно отвел взгляд от знакомого лица и перевел на незнакомое, женское. Но Екатерина уже справилась с первым смущением, покивала головой как-то по-матерински; красивые глаза ее засветились радушной печалью. Кириллу показалось – вот-вот обнимет несчастного. Но нет – остался только пристальный интерес. Вероятно, она сравнивала узника со своим мужем-уродцем, сравнение было не в пользу узника. Кирилл понимал, что долго эта немая сцена продолжаться не может. И верно, Екатерина спросила:
– Знаешь ли ты себя?
Лицо узника задрожало, нижняя челюсть отвисла, он плохо владел речью, заикался, но что-то понимал:
– Я знаю… я п-принц, а может… ам-ампиратор, да?.. Чего от мени с-скрывают? Богородица б-была, еще к-кто-то б-был… в-вы тоже Б-богородица, да?..
В нем жили как бы два человека. Один в детских воспоминаниях, пьяных намеках тюремщиков, долгих дум, догадок, прозрени скудеющего ума… другой, сотканный из мышиного страха, грубости, грязи, ругани, окриков, с завистью взирающий на убегавшую мышку… ему-то куда бежать?! Он готов был расплакаться, лицо пошло судорогами, слюна потянулась с нижней губы…
Кирилл, вторично видя его, понимал: никакого Императора Иоанна Антоновича здесь нет, есть несчастный, погибший при жизни идиот… Кажется, поняла это Екатерина, она холодно и отстраненно теперь уже смотрела. И вопрос был чисто царский, последний:
– Что тебе желательно? Проси.
Ответ был, при таком-то состоянии души, вполне резонный:
– В… монастырь хочу… к л-людям… Екатерина опустила вуаль, встала, на ходу пообещав:
– Пожалуй…
В карете ее чувства прорвались более открыто.
– Вы видели, Кирилл Григорьевич? Вы все поняли? Хотя вы-то и раньше с ним встречались?..
