Ив обняла его, уткнулась в плечо и всхлипнула.
— Только, пожалуйста, не плачь, прости меня, я был дураком со своими придирками. — Он прижал ее к себе и стал гладить по голове. — Это глупо, я понимаю, но мне невыносимо, когда кто-то видит тебя такой, какой ты бываешь здесь, со мной…
— Ш-ш-ш, дурачок, такой меня не видел и никогда не увидит никто. Ты первый и единственный разглядел настоящую меня. И хочешь ты именно меня, а все остальные вожделеют лишь тело.
Ив запустила руки ему в волосы и поцеловала. Столь нежной она, пожалуй, еще никогда с ним не была. А ее слова звучали почти как признание в любви… Он с трудом сдерживался, чтобы не стонать от сводящих с ума ласковых прикосновений. Ни одна женщина к нему так не прикасалась… И он не знал, чего больше желает сейчас: подмять ее под себя и попытаться вырвать настоящее признание в ответ на его бешеную страсть или застыть недвижным молчаливым камнем и просто наслаждаться касаниями ее губ, рук, волос… Она положила конец его блаженству и колебаниям, спросив:
— Ты действительно хочешь знать про синяки?
Он кивнул, с трудом переводя дух. Ну и ладно, не надо никаких признаний. Ни к чему хорошему они не приведут.
— Это одна из причин, по которым я ненавижу эти балы, — проговорила она. — Сам видишь, какие свободные здесь нравы. Ущипнуть даму за выступающие части тела или засунуть руку в какую-нибудь ложбинку считается в порядке вещей. Дамы, впрочем, тоже не отстают. Тебя не за что не пощупали?
— Нет, — он окончательно справился с собой. — А твой отец знает, как с тобой обращаются?
— Знает. Я по наивности жаловалась ему сначала, даже синяки показывала, не на попе, конечно, на бедрах. Он сказал, что женщина для этого и предназначена, мол, мне нужно привыкать, и чтоб я его больше подобной ерундой не беспокоила.
Ив почувствовала, как Филип напрягся, сжав кулаки, и испугалась. Пожалуй, излишне разоткровенничалась в ответ на его искреннее сочувствие. Да и поцелуи были чересчур нежными, это как-то странно подействовало на ее мужчину. Что на нее нашло? Видно, слишком давно никто не проявлял к ней обычного человеческого участия. Еще бы, дочка Правителя, стерва, Ледяная дева… А Филип… да, он добр к ней, часто нежен и всегда ее хочет, а это так приятно… Вот она и растаяла. И он… Но чем мягче они становятся, чем больше привязываются друг к другу, тем уязвимее перед Правителем, его проницательным взором и острым чутьем. Она поспешила успокоить своего любовника.
