– Меня Марта. Останетесь до завтра? Маленькая устала, ты отдохнешь.
Я говорю:
– Хорошо.
Она говорит:
– У меня муж тоже солдатом был. У самого Белого Герцога в первом фирфейлене…
И давай рассказывать, как они жили. Как будто мне это надо. Хотя, наверное, так у всех женщин заведено.
Они, наверное, и на небесах не меняются.
Я представил, как Верена ангелам говорит: и тут муж меня трахнул.
И какие у них при этом становятся ангельские лица.
* * *
– Загляденье просто, – говорю я.
Марта и виду не подает. Как будто я взял и поверил, что такое у неё каждый день. Чашечки, горшочки, тарелочки – вся женская артиллерия. Выкатила на прямую наводку и давай лупить. Курятина в пехотной терции. Жареная колбаса в направлении главного удара. Каши с флангов обходят.
Пиво – стратегический резерв.
Она сидит и на меня смотрит. Как я сражаюсь.
Военачальница.
– Вкусно, – говорю я. – Спасибо.
Она говорит:
– Да ты ешь, ешь.
Словно до этого я в основном мимо рта проносил.
И вдруг мне по ноге что-то – шшшш. Я вздрогнул. Только потом догадался, кто это может быть. С таким хвостом.
– Как кошку зовут? – говорю.
– Никак, – говорит Марта. – Приблудная. Родила недавно четверых. Теперь ходит, словно она здесь хозяйка.
Кошка услышала, что про нее речь, и вышла из-под стола. Сама худая, как скелет. Но в глазах такое требовательное выражение. Некогда мне с вами ерундой заниматься. У меня дети.
Я говорю:
– Какая красивая.
Марта говорит:
– Что?
Я говорю:
– Правда. Женщины все такие. Особенно после родов. Словно у вас под кожей – спящее солнце. Даже у кошки. Только вы этого не понимаете. Жалуетесь и плачете.
И мужчинам приходится с этим что-то делать. Тащить в постель и доказывать. Ты – самая красивая. Потому что вы по-другому не понимаете. У женщин это где-то между ног закорочено. А, может, и по всему телу. Я не знаю. А потом, если получилось, солнце просыпается. И вы начинаете светиться так, что глазам больно. Наверное, у вас под кожей проложены стеклянные трубки, по которым вода течет…
Я говорю:
– Только это не вода, а самый настоящий огонь.
Она фыркнула и засмеялась. Говорит:
– Ложился бы ты спать, солдат. Опять ерунду какую-то болтаешь.
А по глазам вижу: нет, не ерунду.
* * *
Я говорю: сколько-сколько?
Йохан говорит:
– Пять монет в неделю. Вы же понимаете, трудные времена.
Я говорю:
– Понимаю.
Потом я не выдержал и снова посмотрел.
«Разыскивается Вальтер Утрехт, рыцарь. Около тридцати лет. Обвиняется в убийстве своей жены Верены, урожденной Кришталевской.»
