- Так как твое имя? - почти прошептала она, задержав руку на его щеке.
- Хилл. Меня зовут Хилл. - Обжигающая боль долгожданной ласки чуть не вырвала стон из его горла, но он сдержался, отшатнувшись от неё, насколько позволяли цепи.
- Хилл...
Его порыв накрыл Шу ледяной волной разочарования и тоски. Ему противны её прикосновения... боги, как же больно! Она отошла на шаг, проклиная про себя идиота братца, лезущего куда не просят.
- Ты оскорбил меня, Хилл.
- Чем же? Я был недостаточно послушной игрушкой? - Его насмешка раздирала на части то, что ещё оставалось от её сердца.
- Неужели ты думал, что от меня можно сбежать? Что я не найду тебя? - она кричала, пытаясь вытеснить боль яростью.
- Зачем? Зачем я тебе?! - он кричал в ответ. - Ты не наигралась со мной?
- С чего ты взял, что я наигралась? Я не отпускала тебя!
- Ну конечно, как же! Твои желания!
- Да! Именно! Ты моя собственность!
- Я живой человек, а не имущество!
- Живой? Кто тебе сказал, что ты останешься в живых, сбежав от меня?
- А мне было, что терять? Сколько живут твои игрушки? Неделю? Месяц? Сколько мне ещё оставалось? День? Или одна ночь, до утра?
- Ты... ты... - обида и горечь пронзили её, не давая вздохнуть. Вся его страсть, вся нежность последней ночи только для того, чтобы... - Ненавижу! Ненавижу тебя!
От пощечины на его лице остался красный след, но он даже не шелохнулся.
- Значит, все это было притворством? Ты спал со мной из страха? Спасая шкуру?! - Принцесса вцепилась ему в волосы и приблизила его лицо к себе. Она вглядывалась в упрямо сжатые губы и пылающие гневом почерневшие глаза.
- Нет. Не поэтому. - Хиллу нестерпимо хотелось впиться в алый рот, зализать крохотную ранку на искусанной губе. - Какая теперь разница? - Если бы не удерживающие его цепи, он повалил бы её не пол и взял. Как в самый первый раз.
- Ну, признайся! Тебе же все равно нечего терять!
- Мне давно уже нечего терять, - он шептал прямо в её губы, вдыхая головокружительный запах. Её запах. Кувшинки, речная свежесть, дикий мед...
- Ты не ответил.
- Ты этого хотела, - Хилл ухмыльнулся ехидно. Он так и не смог сказать ей правду. Только не так! Она не хотела слышать его, когда он молил о любви. Теперь же это будет звучать, как просьба о пощаде. Нет. Больше никаких просьб.
- Ублюдок! Ненавижу тебя!
Отскочив от него, Шу еле удержалась на ногах. Она чувствовала себя так, будто из неё вынули сердце и душу, оставив одну только пустую оболочку, до краев заполненную болью. Жаркой и ледяной, острой и тяжелой, ноющей и разрывающей на части, пригибающей к земле и сжимающей грудь в удушающем объятии.
