Генерал Доватор (Книга 2, Под Москвой) | страница 8



Конница снова тронулась, сначала тихим томительным шагом, а потом, обгоняя движущуюся пехоту, стала переходить на неровную, еще более утомляющую рысь.

- Не пыли, кавалерия! - долетели из пеших рядов насмешливые словечки.

- Хорошо им на конях-то!

- Эй, усатый! - крикнул Филиппу Афанасьевичу какой-то солдат. Торопись, дядя, а то немцы усы твои концами на затылке завяжут.

- Шило тебе в бок! Черт твой батько! - крикнул Шаповаленко и, стегнув плетью своего Чалого, поскакал вперед.

На рассвете конница повернула от большака на проселочную дорогу, втянулась в ближайший лес и расположилась на дневку.

Пройдя по жесткому чернотропью шестьдесят километров, неподкованные кони ложились на землю.

- Вываживай коней, не давай ложиться, - приказывали командиры.

- Сдается мне, хлопчики, що мы отходим, - качая головой, грустно проговорил Шаповаленко.

- Похоже, - подтвердил Буслов.

Филипп Афанасьевич расседлал захромавшего на марше Чалого и клочком сухой травы протер ему влажную спину.

- Нет, хлопчики, - не унимался Филипп Афанасьевич, - я больше никуда не поеду. Баста!

- Как это не поедешь? - удивленно спросил Буслов.

- Коня вам оставлю, а сам пешки назад.

- Куда назад? - улыбнувшись и тронув за плечо своего дружка, спросил Торба. Он сам не понимал толком всей лихорадочной спешки похода, но чувствовал, что во всем этом есть какая-то серьезная причина, известная лишь генералу Доватору. Уж он-то, наверное, знал, куда и зачем ведет свои части.

- В партизаны уйду! Точка! - решительно заявил Филипп Афанасьевич. Хай другие втикают. А я воевать буду.

- Да как же ты, милаш, пойдешь в партизаны, когда находишься в регулярных частях Красной Армии? - возразил Буслов.

- Очень просто. Я доброволец! Ты можешь понять или нет? Куда хочу, туда и пойду. Ежели мы будем совершать этакие марши, то, наверное, скоро до Кубани дойдем.

- Может, это стратегический маневр... - заметил Торба.

- Я хочу фашистов бить, вот у меня какая стратегия. Сколько верст от Москвы до Смоленска? Четыре сотни. По шестидесяти в сутки - это, значит, через неделю до Москвы доедем. А потом до Кубани. Там нас колгоспнички встренут и скажут: "Здорово, Филипп Афанасьевич! Що же вы, дорогой наш защитничек, так запыхались, кажись, и не жарко?" Що я скажу: "Зараз с войны..." "Так, так, - скажут, - а що ж вона за така война, що на вас и царапинки не видно? А где же вона та победа, о которой вы нам так добре расписывали на собрании, колысь на фронт уезжали и в грудь себя папахой вдаряли?"