Рюкзачок я от волнения выронил на пыльный тротуар. Нагнулся, чтобы подобрать, – и в следующее мгновение сделал то, чего никак от себя не ожидал. А именно: поднырнул под рукой сержанта Хвостова и бросился бежать.
– Стой! – Судя по тону сержанта, он совершенно не ожидал от меня подобной прыти.
Я на бегу пораскинул мозгами и решил, что останавливаться, пожалуй, все-таки не стоит. Я был в Москве, а значит, – благодаря странной системе переноса предметов из города в город, которую я еще недавно люто ненавидел, а теперь готов был боготворить, – ничего не имел, выражаясь языком милицейского протокола, «при себе». Кроме коллекции из двенадцати разнокалиберных «дудок», которые, конечно, вызовут у гражданина сержанта вполне уместные подозрения, но навряд ли станут достаточным поводом для задержания. Другое дело – мой паспорт, вернее, одна его страничка с указанием местожительства. Тот же закон, по которому «батон» превращался в «булку», а компакт-диск группы «Калинов мост» просто изымался из обращения, всякий раз при перебросе менял адрес моей регистрации. Причем на редкость неудачно. Так, в Москве я был прописан на Семнадцатой линии, неподалеку от пересечения со Средним, а в Питере считался жителем Строгина. Иными словами, где бы ни появился, я всюду оказывался не местным. Со всеми вытекающими проблемами.
На мое счастье, Хвостов не бросился за мной в погоню оздоровительной трусцой, а вместо этого забрался в машину, что дало мне выигрыш примерно в полминуты. «Шестерка» завелась не раньше, чем я добрался до пешеходной части Столешникова и частокол из декоративных каменных грибков, выросший поперек мостовой, на какое-то время отгородил меня от преследователей.
Чтобы как-то отвлечься от боли в коленке, я начал напевать. Как какой-нибудь посол рок-н-ролла в неритмичной стране, которому задорная песенка помогает скоротать время в пути.
– Я мотаюсь вечно между Ленинградом и Москвой… Я здесь чужой, я там чужой… В Москве я ленинградец, в Ленинграде – москвич… Нашла коса на камень, а… Че-о-орт!
Черт-альбинос, белобрысый, с красными глазками и подвижным розовым пятачком!
Второй раз за день я споткнулся о бордюр. Что показательно – ударился об асфальт той же коленкой, и даже посмотрел по сторонам с надеждой: где я?
Как оказалось, все там же.
Еще раз помянув нечистого, я поднялся и затрусил дальше, прихрамывая сильнее прежнего.
– Нашла коса на камень… Идет война за память – лет… Тьфу, не то!
