Зиновий, встретив Стецка, сообщил, что здесь все дела им закончены, осталось лишь съездить на инструктаж к одному из членов «головного провода».
— Керивнык нас чекае, пане Стецко, — сказал Зиновий.
— Як туды?
— Я знаю як…
Они вышли из филиала, прошли в переулок, где стоял серый «оппель-капитан». Зиновий сел за руль и стремительно рванул машину с места. Через полчаса бешеной, нервной езды они достигли отдаленной окраины города, где дома прятались в деревьях, и, проехав бензозаправочную станцию, освещенную, словно рождественская елка, остановились в ста метрах от нее, у металлических ворот скрытого в глубине сада особняка.
Зиновий затормозил машину возле самой калитки. Он вел себя здесь как хозяин. Своим ключом отомкнул калитку и повел по аллее к дому, куда их впустил чернобородый мужчина в светлом пиджаке и ярко-желтых ботинках.
После молчаливого поклона чернобородый предложил раздеться и оставить плащи на вешалке.
— Вас чекае пан зверхнык, — сказал он и, проведя через прихожую, являвшую следы запущенности, плечом раздвинул двустворчатую высокую дверь и пропустил в нее только Стецка.
Зиновий остался в прихожей, как, видимо, было положено по ритуалу.
Войдя, Стецко увидел стоявшего посередине комнаты в выжидательной позе пожилого сухонького человека с остренькой бородкой и аккуратно уложенными редкими пегими волосенками, клейко облегавшими его дынеобразную голову с узким, бледным лбом.
— Вы извините меня за беспокойство, господин Стецко, — сказал он и, быстро, молодцевато подпрыгивая на тонких ногах, очутился возле Стецка. Слава Украине! — Он поднял руку.
— Героям слава! — ответил Стецко.
У старичка были цепкие сухие пальцы и восточные, горячего накала глаза, пытливые и беспокойные, создающие у собеседника постоянное чувство напряженности и неуверенности.
Повидав немало разных «керивныков» на своем веку, Стецко понял, что в данный момент ему придется иметь дело с еще одним ловким и актерски выдрессированным типом.
Этот хотел произвести впечатление и действовал по заранее проверенному трафарету: для него, по-видимому, самым главным было держать собеседника на дистанции и одновременно быть с ним на равной ноге.
Покровительственно подталкивая гостя, он усадил Стецка в кресло, зажег на минуту люстру и при ее свете внимательно, с какой-то болезненной торопливостью и не сходившей с лица улыбкой изучал его.
Погасив люстру, хозяин попросил называть его Романом Сигизмундовичем и объяснил причину вызова.
