Когда дверь за Амиллой и ее сопровождающим закрылась, его светлейшество одернул фиолетовую хламиду и сердито посмотрел на «зерцало истины».
— Боюсь, нам придется на время забыть, что Пресветлый заповедал нам: «Будь милосерд к врагам своим», — пробормотал он.
— «Поелику это возможно», — отозвался отец Браам. — Боюсь, магистр Анволд не вовремя вспомнил о том, что лучшая защита — это нападение.
— Не стоит нападать на то, что может тебя защитить… — оставшийся экзекутор коснулся серебристой оправы зерцала. — Но мы не оставили ему выбора.
— Выбор есть всегда, — холодно возразил Хильдис Коот. — Это право, дарованное Пресветлым Сеггером своим возлюбленным чадам. А вот нам выбор предстоит нелегкий. Кому-то придется чистить зерцало, пока не вернется отец Фенор.
* * *
Чистка пользы не принесла. Собственно, и чистить-то было нечего — в этом его светлейшество убедился, когда отец-дознаватель, признав свое бессилие, уступил ему место. Зерцало не откликалось. Нет, оно не превратилось в простой кусок алхимического стекла — епископ чувствовал каждую из сложнопереплетенных нитей заклинания, которое превращало этот кусок в могучее магическое орудие. Они были подобны туго натянутым струнам луры… и странно, что он не мог извлечь из них ни звука.
Хильдису Кооту не раз доводилось наблюдать «оглушенное» зерцало. Инквизиция хорошо умеет хранить свои секреты, хотя это и порождает множество слухов о жестокостях, которые творятся в ее застенках. Что поделать, за все приходится платить, и верные служители Пресветлого Сеггера не исключение. Человеку свойственно стремление делать тайное явным… И он делает, порой по собственному усмотрению, добросовестно выдавая желаемое за действительное. Отцы-инквизиторы снисходительно слушают эти сплетни. Секрет зерцала будет раскрыт еще нескоро.
Однако случалось, что заклинания, которыми маги пытались — пока безуспешно — защитить воспоминания, могущие стать опасными, «оглушали» зерцало. Оно становилось похоже на человека, заткнувшего уши ватой, и после того, как «вату» вычищали, «слух» возвращался.
На этот раз «ваты» не было. Тем не менее, зерцало вдруг стало глухо и немо.
За этим занятием епископа застал отец Фенор.
— Принести новое?
Епископ покачал головой.
— Боюсь, нам придется обойтись без зерцала. Где уверенность, что со вторым не случится то же самое? Мы коснулись какого-то воспоминания, защищенного заклинанием, которое нам незнакомо.
— Вы правы, — мрачно отозвался отец-экзекутор. — Так у нас вовсе не останется зерцал.
