— Так вот, евнух. Если ты приведешь ее высочество Амиллу, принцессу Кандии, в комнату, которая находится за той дверью… туда есть вход не только из твоего кабинета, верно?
Почтенный Харадир поймал себя на том, что уже в десятый раз промокает лоб и макушку скомканным платком. Он вжался в любимое кресло, но это не помогало. Казалось, взгляд глаз-буравчиков впивается в его рыхлую плоть.
Сайэр епископ знал про потайную дверь… Если разобраться, чем это грозило распорядителю сераля? Ничем. Но от осознания этого факта спокойнее не становилось.
— Дверь оставишь открытой, — продолжал епископ, расправляя на коленях концы пояса и словно не замечая ужаса евнуха. — Соответственно, ее высочество будет стоять по одну сторону шторы, я — по другую. Лицезреть невесту сквозь такую плотную ткань я не смогу… Ну, что скажешь, евнух?
Ответом был сдавленный стон, похожий на мычание теленка. Но явно утвердительный.
— Вот и славно. Так что никаких обычаев и предписаний мы не нарушим. Я просто задам ее высочеству несколько вопросов. А чтобы окончательно развеять твои сомнения и тревоги… Можешь не покидать этой комнаты и выслушать весь наш разговор.
* * *
Ждать пришлось недолго.
— Приветствую вас, ваше светлейшество, — тяжелая портьера немного приглушала звук, но голос невесты лорда-регента звучал вполне отчетливо. Епископ поднялся и неспешно подошел к двери.
— Шуами ан дар маю, ашалла .[1]
— Маю анна ан дар шуами, алламеи тарро. Фалами дар маю халарра анна то шарраэ .[2]
Епископ усмехнулся и покосился на евнуха. Тот неподвижно сидел кресле, словно оплыл, заполняя его своей тушей. На его гладком лице застыло то кротко-обреченное выражение, которое появляется у человека, который пережил тяжелую потерю и смирился с неизбежным. Расчет его светлейшества оказался точен. Он знал не только о потайной двери, но и о том, что распорядитель ни слова не понимал по-кандийски. Во всем дворце набралось бы от силы человек десять, понимающих этот язык, — включая самого епископа и лорда-регента, а умеющих мало-мальски объясняться, — и того меньше.
— Шарраэ ара туро ан халарро фаламаи, ато ар-зуабби то заввахи .,[3] — продолжал сайэр Хильдис, вновь поворачиваясь к двери.
Из-за портьеры послышался прелестный смех, похожий на журчание ручейка.
— И маю фалами зуаро ан ома те ар-заввахэ фалами .[4]
— Фарада дар ан заввахэ фаламаи зуаро ан ме, ашалла .,[5] — Хильдис Коот развел руками и отвесил поклон невидимой собеседнице.
