— Некая С. Бриг случаем не его родственница? — спросил я. — Ваятельница.
Анджей затруднился с ответом, и тогда я опрокинул в себя обжигающее рот зелье, а потом схватил что-то с ближайшей тарелки. Это оказался кусок фасолевого торта.
— Почему в вашем городе не разрешают пить капо? Хмельной-то сон лучше, чем никакой, — блеснул я остроумием. — А утром опохмелиться для гармонии.
Супруги Пшеховски переглянулись. Очевидно, я выразился неуклюже. Русский медведь, тоже мне. Алкоголь стремительно всасывался в кровь, наполняя жизнь иллюзией смысла.
— Раз в год все можно, Максик — сказала Татьяна, будто тяжелобольного утешала. — Норму свою только знай. В конце концов, постоянно сдерживаться тоже вредно для здоровья. Попробуй, пожалуйста, вот этот пирог.
Я попробовал. Чтобы понять, из чего это сделано, одного куска оказалось мало. Хозяйка довольно улыбнулась.
— Мука из морской капусты, — открыла она страшную тайну. — Внутри — одуванчики на меду.
— Запить, — простонал я, хватая воздух пальцами. — Отравили.
Странный шум раздался за спиной, и я оглянулся. Из соседней комнаты задом выползал некто в коротких штанишках и фланелевой маечке, сосредоточенно таща за собой на редкость диковинное сооружение.
— Леонид Андреевич Пшеховский, — с гордостью представила Татьяна третьего члена семьи, сделав это почему-то на русский манер.
Мальчик, впрочем, не обратил на нас никакого внимания, поскольку был чрезвычайно занят. Улегшись на бок, он подправлял что-то в своей игрушке, напоминающей то ли кишку, то ли жуткого кибернетического червя. Кишка медленно и беззвучно перемещалась по полу, а другой ее конец (привратник желудка? задний проход?) тянулся в соседнюю комнату, понимался по лестнице на второй этаж и там терялся. Мальчику было лет шесть-семь на вид. Надо полагать, ровесник революции. Что ж, мои поздравления, хоть и сильно запоздавшие.
— Почему Андреевич? — поинтересовался я.
— Не «Анджеевич» же! — фыркнула Татьяна.
— А что муж? Не обижается?
Она по-матерински обняла меня за плечи и поднесла к моему лицу огромный натруженный кулак.
— Мужья у нас вот где, — по секрету сообщила она. — Я, кстати, рожала в Торжке, когда мы с Анджеем к моему отцу ездили. Леню в честь отца и назвали…
Кулак ее мог потягаться размерами с моим, будто и вправду там внутри кто-то находился. Анджей только улыбался, поглядывая на супругу; был он очень спокойным, медитативным человеком.
— Андрюша, зайчик, — сказала она вдруг совершенно другим тоном. — Спустись в погреб, достань Максику бутыль, пока помним.
