Что же было дальше? Пришлось жить по собственной программе. Оказалось — жить можно. Я записался в две библиотеки и еще накупил тысячи на полторы художественной литературы. Мы не из тех пенсионеров, которые ничего, кроме своей сберкнижки, не читают. Купил новый аккордеон (старый тогда украли) и каждый два часа играл по слуху «Турецкий марш» Моцарта. На охоту ездил, пока был сезон. Наташа была очень довольна. А в августе пятьдесят седьмого года Московский всемирный фестиваль молодежи.
Я в фестивальные дни, как мальчишка, бегал по улицам. Общался. С французами познакомился, с итальянскими ребятами из города Чивиттавекиа. С чилийцами в одном автобусе проехался, научился петь «Катюшу» по-испански. «Пор ла рибера иба Катилина». Пять часов в давке выстоял, чтобы попасть в Зеленый театр на вечер Африки. И так далее.
Меня с детства тревожило, что ли, что мир такой огромный и разный. Я еще весной восьмого года сбежал с велосипедного завода «Дукс». Чтобы путешествовать. Завербовался через агентство «Гербе» (было такое в Риге) на строительство Панамского канала. Потом брат Андрей — он на Николаевской железной дороге работал — принес мне газетку «Эхо Австралии». Кто-то в вагоне забыл. Ее эту газетку издавали на русском языке эмигранты в городе Бризбейне.
Австралия, кенгуру, бумеранги. Я туда — бух — письмо: «Хочу к вам». Ответ пришел довольно скоро. Нежно-голубой такой, прозрачный конверт, с водяными знаками. На марке кенгуру. «Г-ну Смирнову Н.А. В собственные руки».
Письмо было короткое: условия жизни здесь очень хорошие, даже не имея специальности, можно зарабатывать столько-то фунтов, но «без самой крайней (три раза подчеркнуто) нужды родину не покидайте. Заклинаю вас, молодой человек. Петр Уткин, секретарь редакции.»
Я не испугался. Махнул для начала на Дальний Восток, оттуда ближе. Шестнадцать суток тащился четвертым классом до Владивостока. Потом плавал на «Киеве», был такой пароход добровольного флота. В Нагасаки нарочно отстал. Жил там в бордингхаузе. А дальше Шанхай, Сингапур, мало ли что еще было. Но я отвлекся. Склероз!
Прошел фестиваль — опять книжки, охота, «Турецкий марш» и приятные покупки. (Наташа со своим тонким вкусом умела находить в магазинах красивые вещи.) А жизни нет. Что-то главное вынуто. Как сказано у Полонского (только по другому поводу):
Но нет любви,
И гаснет жизнь,
И дни текут как дым.
Соберемся с другими пенсионерами на бульваре, знаете, напротив Камерного театра, и беседуем. Что там сказал премьер Икада редактору газеты «Пуркуа па». А сам думаешь: вот раньше я не знал, кто в Японии премьер, и не догадывался, что есть газета «Пуркуа па». А все-таки я оказывал какое-то влияние на международное положение. А сейчас никакого.
