Коля лениво выбрался из-за парты, подумал, покряхтел:
— Ну, они, эти, ну, которые культурные...
— Ты хочешь сказать, интеллигенция? Правильно, садись.
Тут ей на глаза попалась Машка, которую прямо корчило от этого разбора.
— Гаврикова! — крикнула Людмила. — Ты что вертишься? Может быть, тебе неинтересно?
Это был риторический вопрос (они это уже проходили, например у Некрасова: «О Волга, колыбель моя, Любил ли кто тебя, как я?»). Риторические вопросы задаются просто так, на них нет необходимости отвечать. Но класс требовательно смотрел на Машку.
— Неинтересно! — сказала она именно таким голосом, каким в свое время Галилео Галилей утверждал, что земля вертится.
— Может, тебе вообще в школу ходить неинтересно?
— Вообще интересно.
— Значит, только на мои уроки?
— Да.
Машка только молилась, чтоб Людмила не была дурой и не спрашивала об этом остальных. Потому что тогда — страшно подумать, что начнется. Но Людмила была...
— Может быть, вам всем неинтересно?
— Всем! — заорал класс. — Всем!
Людмила долго стучала портфелем по столу, но класс орал: «Всем! Неинтересно! Всем! Неинтересно!» Прибежала Марья Ивановна, завуч.
— Что тут у вас происходит? — спросила она строго. Машка, считавшая себя виноватой, сказала:
— Людмила Прохоровна спросила нас, интересно ли на ее уроках. А я ответила...
— Мы ответили, — заорал класс — Мы все...
— Идите все сейчас же по домам. И снисхождения не ждите! За такое хулиганство придется отвечать. — Она говорила строго, но как-то неуверенно, многим показалось, что она не очень сочувствует Людмиле, а кричит просто так, по должности. — Это позор всему классу, всему шестому «Б»! Докатились!
В скверике, напротив школы, провели летучее совещание.
— На что она сдалась, такая правда, от которой всем хуже? — сказал Коля.
Это был риторический вопрос. Но ему ответили. Юра Фонарев ответил. Он горел в цейтноте (до кино еще надо было забежать домой, забросить портфель, выпросить денег), но уйти он не мог.
— От правды не хуже, а труднее. Но в конце концов лучше...
— В конце концов? А завтра, когда наших родителей призовут под ружье? Завтра как будет, лучше или хуже?
— А тебя батька лупит? — уныло спросил Колю Сашка Каменский, которого, по всей видимости, лупили.
— Не лупит, но нудить начнет. «Я в твои годы жмых ел, я в твои годы заплаты носил, землю пахал на коровах». Лучше бы дал корову, и я б пахал, чем эти разговоры...
— Ничего, завтра уже будет не Второе апреля, как-нибудь выкрутимся, — сказал Ряша, имевший большую власть над своими родителями. — Обойдется. Признаем ошибки...
