Верстак Матвея Степановича размещался в сарае под высокой камышовой крышей и с широкими дверями, в которые могла проехать и арба с сеном. У полок с инструментом стояли недоделанный поставец и табуреты на точеных ножках. Остальная часть сарая была занята зеленым, хорошо вывяленным в тени сеном, сохранившим листочки: его заготавливали специально, для поросят, гусят и теленка; там же громоздились друг на друге крупные розовые тыквы. Почерневшие дощатые стены сарая были увешаны пучками лекарственных трав, оклунками с неведомым добром, вязками острого красного перца, лука и чеснока.
Матвей Степанович вытачивал на старинном токарном станке балясинку из букового валька. Телогрейку и шапку он снял, седые пряди прилипли к загорелому потному лбу: разогрелся дед, гоняя маховик станка педалью. Ломкая стружка ручейком вытекала из-под блестящего лезвия стамески на парусиновый передник.
Работал Матвей Степанович споро, с удовольствием, однако все больше деревенела его нога, давившая на педаль. Наконец станок замер. Отложив стамеску, старик вытер пот с лица, подержался за сердце и, прихрамывая, пошел к дверям. Увидев во дворе Родиона, позвал:
- Родион! Ты где там? Иди сюда.
Родион вбежал в сарай, держа кота высоко над головой. Кудлай, подпрыгивая, пытался достать его.
- Что ж ты мучишь животину, Родька? Бусурман ты после этого да и только!
- Мы же шутим, деда!… Кот Васька это понимает…
- Он-то понимает, а ты понимаешь ли?… Я же просил тебя помочь мне, а ты все бегаешь да играешься.
Родион посадил кота на полку поставца. Кудлай снова залаял.
- Пошел вон, шутник! - махнул на него рукой Матвей Степанович и - внуку: - Вырос ты вровень со мной, а никак у тебя душа к делу не пробудится.
- Я помогу тебе, ты не волнуйся! Что мне делать?
- Погоняй станок. Ногу у меня сводит.
Раскачиваясь всем телом, Родион нажимал на педаль, смотрел на загорелые, в шрамах, жилистые руки деда, державшие стамеску. Красноватая стружка, шурша, вылетала из-под остро заточенного лезвия. Вкусный кисловатый запах разогретого дерева расплылся в прохладном воздухе сарая. И вот на буковом вальке стали заметно обозначаться разновеликие окружности.
Матвей Степанович пошлифовал фигурную деталь наждачной бумагой, суконкой…
- Шабаш, Родя, готова!
Родион снял ногу с педали. Дед Матвей огладил балясину ладонями, и она вдруг покраснела, на ней появился теплый блеск.
- Ловко у тебя получается, деда! - воскликнул Родион, трогая рукой балясину. - О, она еще горячая!… Научи меня, деда!
