- Ты куда, деда? Пошли в центр. В магазин зайдем, потом на речку…
- Нет, внук. Сходим моих старых друзей и соратников проведаем.
Родион догадался, о ком говорил дед Матвей: о тех, что лежали на кладбище. Живых он обычно навещал сам, а когда шел к тем, лежавшим под обелиском и намогильниками с красными звездами, то всегда брал Родиона.
- Ну что ты выдумал? Ты там еще больше расстроишься. - Внук мягко пытался отговорить деда.
- Не расстроюсь. Я их уполномоченный на земле и обязан не раскисать. - Матвей Степанович забросил палку в бурьян. - Пошли!
Кладбище, чтобы окот туда не заходил и не топтал могилы, недавно огородили штакетником, деревянные обелиски заменили железными, выкрашенными под мрамор, а дорожки посыпали песком.
- Уютно тут стало, гляди-ка! - с усмешкой сказал Матвей Степанович.
Сняв шапку, он остановился у головного обелиска с красной звездой. На нержавеющей пластине было выгравировано: «Тимофей Петрович Полуянов, 1895 - 1920 гг.» С эмалевой фотографии смотрел казак. В папахе. С маузером на боку.
- Здравствуй, Тимофей Петрович, друг мой и комиссар! - негромко сказал дед Матвей. - Пришел я к тебе на этот раз не с радостью, а с бедой…
Родион с удивлением наблюдал за дедом. Он говорил со своим давно погибшим другом и комиссаром так, словно тот стоял перед ним живой.
- Прозевал я своего младшего сына, товарищ комиссар… Конечно, Андрей спохватится, его перетрясет, как на грохоте, но мне-то каково, Тимоша?! Столько позора… - Он положил руку на плечо внука, подтолкнул вперед. - Вот привел я к тебе Родиона, своего внука. Парень он хороший, серьезности, правда, еще недостает, но это дело наживное. Он знает про тебя, Тимофей Петрович, и про наш последний бой с белогвардейцами, когда я был ранен, а ты погиб, спасая меня… Ох, жаркий бой тогда был! - Дед застыл на минуту в раздумье, глядя вдаль. - Да, жаркий бой тогда был! Дрались мы как черти, но если б не ты, Тимоша, не было бы ни меня, ни, понятное дело, сыновей моих и внуков. - Матвей Степанович стиснул плечо внука. - Не забудь, Родька, приходить к Тимофею Петровичу и благодарить его!
- Никогда не забуду, деда! - горячо сказал Родион.
- И детей своих к нему приведешь. Слышал?… Мы все жизнью ему обязаны.
Родион взглянул на деда - его лицо было строгим. В волнении, с трудом сглотнув слюну, произнес:
- Ладно, деда… Приведу.
Не снимая руки с плеча внука, Матвей Степанович подвел его к соседней могиле. «Семен Карнавин, 1912 - 1930 гг.», - прочитал Родька. На фотографии совсем юный парень с суровыми глазами и четко очерченными, чуть припухшими губами.
