- Вечером, если ничего не случится... Если не прибудут новые раненые... А что?
- Не навестить ли нам сегодня Зубермана? Давно мы не слушали Бетховена.
Радостно, с изумлением Гюльназ посмотрела на мужа. Это предложение было созвучно только что услышанному по радио. И, воодушевившись страстью к Бетховену, лелеемую в сердце Искендера, сказала:
- Это ты очень хорошо придумал, - И взволнованно добавила: - Я хочу тебе что-то сказать.
Искендер вздрогнул от скрытого огня этих слов. Заглянув в беспокойные глаза, устремленные на него с пугливым и виноватым выражением, тихо спросил:
- Ты хочешь что-то спросить, Гюля?
- Ты не рассердишься?
"О господи! Что еще может придумать это существо?"
- Знаешь, Искендер... у нас будет ребенок!..
Искендер молчал, удивленно уставясь на нее. Смысл сказанного не доходил до него. Наконец, вытащив из кармана носовой платок, он вытер слезы на длинных ресницах Гюльназ и почувствовал, как на лбу у него выступил холодный пот. Он молчал. Платком, смоченным слезами Гюльназ, он вытер капельки пота со своего лба, уже схваченные морозом, и нежно взял ее под руку.
20
В тот вечер они не смогли пойти к Зуберману, Искендер не пришел домой со смены и ушел работать в ночь.
Только через два дня они оказались перед знакомым домом на Невском. Старик обрадовался их приходу.
- Рады вас видеть, Герман Степанович, - Искендер горячо пожимал его холодную длинную ладонь. - Гостей принимаете?
- Добро пожаловать... Александр, Гюля!.. Очень хорошо... Что это мы стали в дверях? Проходите, пожалуйста... - Старик старался скрыть волнение. - Как видите, в коридоре не так уж холодно... Теперь мы его еще согреем своим дыханием.
- Мы уже несколько дней собираемся вас навестить, - говорил Искендер, снимая пальто. - Все времени нет.
В голубых глазах Зубермана блеснул и погас грустный огонек.
- Как же, как же. - В спокойном и мягком голосе музыканта тоже можно было различить грусть. - Ну, Гюля, дочка, рассказывай, как ты? Как ладишь с ранеными?
Теперь маленький луч его грустных глаз был направлен на нее.
- Все хорошо, Герман Степанович!
Зуберман забрал у Гюльназ пальто, повесил на обычное место на вешалке.
В комнате они уселись на той же кушетке, а хозяин устроился в клеенчатом кресле, придвинутом к столу. Герман Степанович все еще не знал, как им выразить свою признательность за то, что в такое время вспомнили о старике,
- Искендер, что на заводе?
- Держимся, работаем, - тихо проговорил Искендер.
