Григорий Владимирович Балябин — первый заместитель министра.
Часы медленно гримасничают жидкими кристаллами в ремяпроводящих цифр, точно отслеживая движения длинных ресниц симпатичной секретарши.
09.58
* * *
Все дело в том,
что я ненавижу
собственное тело.
Временами эта ненависть становится лютой. Мое тело весьма далеко от совершенства и не является сосудом видимой силы. Оно не есть сгусток энергии, а источник многих моих комплексов и опасений, так как буквально напичкан различными недоработками творца. Еще ребенком, цепенея от примитивной злобы к изначально данному обиталищу, я измысливал хитрые способы, как разделаться с этим жалким комочком греховной глины и создать на его месте нечто мощное и грандиозное. Но во мне нет той воли, что позволяет облепливать кости спелыми гроздьями мускулов, ретиво вьющимися при каждом пустячном телодвижении…
Чувство иного тела — не новость в моей автобиографии чувств. Возможно, вышеупомянутой ненавистью я убиваю всякие начатки недомоганий и хворей.
Я никогда ничем не болею. Крутые пики биоритмов меня не ранят, они осыпаются с моих абразивных ощущений прямо в память без предварительной сортировки.
Ощущения моей самости, духа, времени давно отслоились от тела, явно не поспевая за ним. А может быть, наоборот, тело безнадежно зависло в прошлом, зацепившись за первую попавшуюся секунду, чуть-чуть выступившую из общего ряда.
Я отвалился от матрицы,
которую
создал
Бог, и
принялся потихоньку обшаривать все измерения, собирая себя в горсть. Сотворив это нехитрое перевоплощение, потрогал буквы (…) Все было на месте.
«Границы моего языка означают границы моего мира. То, чего мы не можем мыслить, того мы не можем и сказать».
Людвиг Витгенштейн.
«Сверхорганизованность нашей общественной жизни выливается в организацию бездумья».
Эрих Фромм.
«В обществе, которое требует от человека только компетентного исполнения его частной функции, человек становится тождественным этой функции, а остальное его бытие обычно погружается ниже поверхности сознания и забывается».
Уильям Баррет.
Мне пришло на ум множество иной, менее примечательной, афористической всячины, и я лишний раз обрадовался моему любимому высказыванию Блаженного Августина:
«Люби Бога и поступай как хочешь».
Все этические установки — ничтожные инкассаторы души, и я чувствую, что вот-вот совершу на них разбойный налет с изъятием всей выручки.
Я вышел наконец из дома, дабы предаться занятию, которое в первом приближении можно было определить как поиск работы. Чудесное состояние владеет мной. Сегодня и всегда я нахожусь за пределами баллистической досягаемости общественных догм.
