– Я подумываю окрестить его Норманом, – прошептал Перкинс. – Идемте, я хочу кое-что вам показать.
Мы покинули темный вонючий подвал под старым залом и вернулись в лабораторию, где Перкинс раскрыл лежащую на столе большую книгу в кожаном переплете.
– Это беллетрицейский бестиарий, – сказал он, листая ее в поисках изображения граммазита, встреченного нами с мисс Хэвишем в «Больших надеждах».
– Прилагательноядный, – прошептала я.
– Молодец, – похвалил меня Перкинс. – В Кладезе их полно, но в целом по литературе они под контролем.
Он перевернул страницу, открыв рисунок с чем-то вроде морского черта, но на усике, растущем у него на голове, вместо огонька болтался неопределенный артикль.
– Это существень, – объяснил Перкинс. – Они водятся на дальних отмелях Текстового моря. Стараются привлечь и сожрать бродячее существительное, готовое зачать зародыш предложения.
На следующем рисунке был изображен маленький червячок.
– Книжный червь? – предположила я, поскольку видела таких в мастерской у дяди Майкрофта.
– Действительно, – ответил Перкинс. – Не совсем паразит, и притом совершенно необходимый для существования Книгомирья. Они едят слова и выделяют альтернативные значения, как батарея парового отопления – тепло. Думаю, ближайший аналог в Потустороннем мире – земляные черви. Они ведь аэрируют почву, да?
Я кивнула.
– А книжные черви делают подобную работу здесь. Без них слова имели бы только одно значение, а у каждого значения было бы только одно слово. Они живут в словарях, но их польза ощутима по всей литературе.
– Так почему тогда их рассматривают как вредителей?
– Они полезны, но не без своих недостатков. Если в роман запустить слишком много книжных червей, язык становится непереносимо цветистым.
– Читала я такие книги, – кивнула я. Перкинс открыл новый разворот, и я узнала граммазитов, которые недавно налетели на меня в Кладезе.
– Глаголожорки, – вздохнул он. – Их надо уничтожать без всякой жалости. Как только вербофаг выгрызает из предложения глагол, оно обычно разваливается. Если такое будет происходить слишком часто, все повествование расползется, как хлеб в луже.
– Почему они носят жилетки и полосатые носки?
– Думаю, для тепла.
– А это кто? – спросила я, когда он снова перевернул страницу. – Еще одна глаголожорка?
– Да, что-то в этом роде, – ответил Перкинс. – Это конвербилятор. Обычно делает глаголы из существительных и прочих частей речи. По большей части добавлением окончания «-ть» с различными суффиксами, но иногда прибегает к прямой конверсии, внося ужасную путаницу. Например, чем не глагол слово «кровать»? Или «гать»? Во время засухи они создавали глаголы типа «кондиционировать», «водоснабжать». Они необходимы, как и книжные черви, но их нельзя выпускать из-под контроля.
