Пока мы приходили в себя, корабль еще два дня провисел в космосе.
Командир Мальстрем без конца совещался с главным инженером, пилотом Хейнцем и доктором Убуру, не вернуться ли на "Околоземный порт". Во время моей очередной вахты он сначала держался скованно, но потом оттаял:
- Очень сожалею, Ники. И не могу не тревожиться. Даже не знаю, что делать.
- Понимаю, сэр.
- Я уже почти решился продолжить полет. Ведь саботажа не было, значит, риск невелик. А на Шахтере и на Надежде ждут наших грузов. Если мы повернем назад, следующий корабль попадет туда только через год.
- Да, сэр.
- Буду с тобой откровенным, Ники. У нас нет лейтенантов, а ты старший. Но повысить тебя сейчас не могу. Опыта маловато.
- Я знаю, сэр. А Вакс? - Горько было это говорить, но я не мог иначе. Я знал, что Вакс подготовлен гораздо лучше меня.
- Нет. Пока нет. Характер не тот. Я все же склоняюсь к твоей кандидатуре. К тому времени, когда мы прилетим на Надежду, ты научишься, обещаю тебе. Я помогу. А пока оба останетесь гардемаринами. Постараюсь, чтобы ты получил очередное повышение раньше других. - Случись такое, я оставался бы старшим по званию среди остальных на весь срок службы, если бы, разумеется, никто из них не стал командиром.
- В этом нет необходимости, сэр. - Я с трудом подавил в себе низменное стремление к карьере.
- Возможно, но я собираюсь поступить именно так. - Он вздохнул. Завтра же начнем синтез. Сразу после поминальной службы.
- Да, сэр.
Служба была печальной формальностью. Все мы, офицеры, облачились в белые брюки с ярко-красной окантовочной лентой, сверкавшие белизной на фоне черных туфель, белые кителя с черной траурной лентой через плечо, белоснежные рубашки и черные галстуки. На груди сверкали медали за отличную службу.
В дальних полетах людей хоронили в запечатанных гробах, которые выбрасывались через воздушный шлюз. Так были похоронены погибшие на "Селестине", до сих пор продолжавшие свой бесконечный путь в космосе.
Однако нам хоронить было некого, и в столовой состоялась поминальная служба.
Там собрались все, кто был на борту "Гибернии". Члены экипажа чувствовали себя неловко в офицерских апартаментах. Родственники двух погибших пассажиров - мистер Раджив Этра и Дерек Кэрр - были в трауре и стояли вместе с офицерами, оплакивавшими своего командира от имени всего корабля. Остальные четверо пассажиров путешествовали в одиночку. Мистер Этра, несмотря на скорбь, держался с достоинством. У Дерека Кэрра были заплаканные глаза, и он ни с кем не разговаривал.
