- Они ведь совсем мальчишки, мы пока находимся на станции "Ганимед". Они просто спускали пары...
- Не забывайте, Лиза, что кроме занятий с компьютером у нас есть и другие обязанности. Они должны вести себя как мужчины, и наш долг научить их этому. - Ехидство Казенса было всем хорошо известно, а потому миссис Дагалоу не восприняла его слова как выговор и, не обратив на его тон никакого внимания, сказала:
- Они научатся.
- К тому времени, когда у нас кончится крем для бритья? - презрительно бросил Казенс, но уже не так жестко. Он повернулся к Лизе. - Подумайте, ведь к концу рейса некоторым из них предстоит производство в офицеры. Впрочем, вряд ли хоть одному из этих болванов когда-нибудь присвоят звание лейтенанта. А что если на Надежде один из нас получит другое назначение? Вы хотите, чтобы на вахте стояли эти глупые мальчишки, еще вчера гонявшиеся друг за другом с кремом для бритья?
- У нас будет время их научить. Ник примет необходимые меры.
- Разумеется, так я и сделаю. За каждый проступок они получат у меня по два часа гимнастических упражнений до пота. Это их утихомирит, по крайней мере на какое-то время.
- Примет? - Тон лейтенанта Казенса снова стал ледяным. По спине у меня пробежал холодок. - Ни для кого не секрет, Ники не следовало назначать командиром. - Тут даже лейтенант Дагалоу нахмурилась: это был явный подрыв моего авторитета. Но мистер Казенс продолжат как ни в чем не бывало: - Он, как всегда, погрозит им пальчиком.
Это было несправедливо. Я просто старался сам управляться со своими подчиненными, не привлекая других офицеров, как это, собственно говоря, и принято. Но данный случай был исключением.
- Выпороли бы обоих, и дело с концом. Не такой уж серьезный проступок.
- Нет, пусть Ники сам разбирается с ними. - Я краешком глаза заметил, как спало у Алекса напряжение и он слегка опустил плечи. Но тут мистер Казенс неожиданно мягким тоном добавил: - Попробую поучить мистера Сифорта усердию. Следуйте за мной, гард. - И он направился к своей каюте.
Через полчаса я стоял перед люком нашего кубрика, стиснув зубы, чтобы не заплакать. На глаза наворачивались слезы от жгучей боли и морального унижения, которые мне пришлось испытать на ненавистной бочке.
Когда я вошел в тесный кубрик, Сэнди и Алекс лежали на койках, не осмеливаясь вымолвить слова. Я снял китель, повесил на стул и тоже лег медленно, осторожно.
Через некоторое время Алекс тихо сказал:
- Мистер Сифорт, я очень виноват. Очень. - Алекс, согласно традиции, называл меня по фамилии, даже когда мы оставались одни. В конце концов, я был старшим гардемарином. Один Вакс Хольцер плевал на эту традицию.
