– Надеюсь.
– И часто он ведь в полном порядке, правда? – спрашивает Эстел. – Как будто у него была легкая простуда.
– Сегодня, например, – соглашается с ней Ричард. – Но я не доверяю этому улучшению.
– Как только у него начнутся сильные боли, он бегом побежит в больницу, вот увидите, – уверенно заявляет Эстел, похлопывая меня по руке.
– Я сама видела, как он плакал от боли, – возражаю ей. – Колошматил кулаками по матрасу, пока я возилась с иглой.
* * *
Отправляюсь на поиски Виктора, но его нигде нет. Попутно ворую какие-то вещи. Статуэтку орла, граненую стальную брошь, рождественское украшение из позолоченной проволоки. Выхожу со всем этим на улицу, где стоит джип. За передним сидением у меня есть тайник, устроенный в здоровенной сумке.
В джипе Эстел и нахожу Виктора; растянулся на полу в задней части машины, глаза открыты, рука, согнутая в локте, на лбу. Ему удалось незаметно вытащить ключи из сумочки Эстел; мотор работает, из приемника несутся звуки музыки Стравинского, обогреватель включен на полную мощность.
Рядом с Виктором в беспорядке раскидано все, что я наворовала: маленький медный чайник середины XIX века, с полдюжины серебряных и хрустальных флакончиков из-под духов, стаффордширская кружка для сидра, два медных подсвечника и две-три серебряных брошки. Выгружаю свои новые приобретения и размещаю их в джипе.
– Ты ненормальная, – говорит Виктор. Подняв за ручку чайничек, вертит его перед глазами. – Представляешь, что будет, когда объявят на продажу эту вещь? Или объявляют: «Три кружки для сидра тысяча восемьсот шестидесятых годов», и тут оказывается, что осталось-то всего две. Зачем ты делаешь это, Хилари? В один прекрасный день нарвешься на большие неприятности. Хилари? Хилари? Не уходи, дорогая. Не сердись, я рад, что ты взяла все это. Слышишь? Мне это доставляет удовольствие.
Закрыв дверцу, залезаю к нему. Виктор со смехом рассказывает:
– Меня вырвало прямо на шарф Эрнста Гибсона. Клянусь Богом, я не нарочно…
– Эстел вместе с твоим отцом представления не имеют, насколько серьезно ты болен, – говорю ему.
– А тебя это удивляет? Молодец, Хилз, что стибрила эту серебряную брошку. Очень хорошенькая и как раз в твоем стиле.
– Я не собираюсь носить ее, – возражаю ему, – просто так захотелось.
– Знаешь, нужно, чтобы тобой кто-то руководил, давал указания. Тебе следует чем-то заняться, вполне законным делом, чтобы поверить в свои силы, самоутвердиться. Может, тебе надо поступить на работу, – говорит Виктор. Он прикладывает брошку к моей груди, любуется ею.
