– Меня от этого с души воротит, – говорит Виктор.
– Внимание! – требует Эстел. – Начинается.
– Если меня сейчас вырвет, вы меня простите?
– Если вырвет, отправишься в больницу, – отвечает Ричард.
– Нацисты, – говорит Виктор.
В полдень устраивают перерыв. В кафетерии, где обычно завтракают ребятишки, продают круассоны, крепкий черный кофе, сок и фруктовые коктейли. Все по два доллара. Круассоны, сок, фруктовый коктейль, кофе, – никакой разницы. Легко сосчитать.
– Два доллара за твой сок, два доллара за твой круассон, два доллара за твой кофе… – перечисляет Виктор.
– Это все, сэр? – спрашивает буфетчица. У нее на голове белая наколка, напоминающая шапочку для купания.
– А теперь умножьте все это на четыре и разделите пополам, – говорит Виктор.
– Не создавай ей лишних трудностей, Виктор, – прошу я, наклоняясь к буфетчице; мне очень интересно, на самом ли деле ее наколка – шапочка для купания. Говорю ей: – Дайте нам все в двойном количестве, пожалуйста.
Женщина протягивает Виктору бумажный поднос цвета яичной скорлупы. «Рецуркилированная бумага» – выдавлено на нем.
– Виктор, это для Эстел и твоего папы или ты так голоден?
– Ты меня дразнишь? – спрашивает Виктор, постукивая по круассону кончиком пальца.
– Где Виктор? Аукцион начинается, – волнуется Эстел. – Ричард, найдите своего сына. Он сбежал.
– Может, он в туалете, – успокаивает ее Ричард. Он занял место Виктора и тщательно изучает каталог, чтобы помочь Эстел советами. Говорит ей:
– Послушайте, я же все-таки не полный профан. Смогу помочь.
– Может, ему нехорошо, – высказывает предположение Эстел. – Конечно, заболел не раньше, не позже, – именно на моем аукционе.
– Как, черт возьми, у вас язык поворачивается говорить так? – не выдерживаю я. Терпение мое лопнуло. Готова спорить. У Эстел отваливается челюсть от неожиданности. Ричард, опустив каталог, оглядывается на меня.
– Уверю тебя, Хилари, – говорит Эстел, – я самая преданная поклонница Виктора. Он не умирает. Просто заигрывает со смертью, как все молодые люди. Ричарду следует купить ему мотоцикл, вот был бы фокус. Девяносто миль в час и двадцать крутых поворотов. На повороте ногой касаешься земли, деревья проносятся мимо, – все это изменило бы его настроение.
– У него лейкемия, – напоминаю ей.
– О, все это тянется не первый год, – возражает Эстел. – Разве я не права, Ричард?
– Еще с колледжа, – отвечает Ричард. Он не поднимает головы от каталога.
– Как только Виктор начнет лечиться, все будет в полном порядке, – успокаивает меня Эстел. – Я подыгрываю ему во всех этих разговорах о смерти только потому, что знаю: ничего серьезного с ним не случится. Меня не переубедить, я всерьез верю в потустороннюю жизнь. Только позволяю ему притворяться, что он собирается покончить с собой. Ему это скоро наскучит. Как по-вашему, Ричард?
