Но с каждой секундой он все меньше был уверен в том, что ему исполнится двадцать пять.
Потому что боль под ладонью, которую он прижимал к своей куртке, стараясь, чтобы это выглядело небрежно, росла. И не только вширь, но и вглубь. И если вначале ощущение было таким, будто нож так и остался торчать у него в животе, хотя он его выдернул почти сразу же, то теперь ему казалось, будто внутри него ворочается раскаленное ядро, проникая все глубже, прожигая себе дорогу сквозь его внутренности. На мгновение он почувствовал панический страх, который тут же сменился недоумением. Он хорошо изучил, как умирают другие. Но ему никогда не приходило в голову, что он тоже может умереть.
Впрочем, почти сразу же человек подумал, что это будет довольно неожиданным поворотом сюжета. Ему нравились гибкие сюжеты, непредсказуемые, живые, а не те, которые видны от начала и до конца и похожи на железные стержни, и тебе только и остается, что нанизать на этот стержень детали, как кольца детской пирамидки. Получается добротно, но не больно-то интересно. На него нахлынуло нетерпение. Нужно было поймать машину — зачем он поехал на трамвае?! Он сделал это совершенно бездумно — просто шел мимо остановки, собираясь перейти на другую сторону улицы и нырнуть в темные дворы, но тут подкатил трамвай, его двери открылись, и он сразу же вошел в них, как будто красно-белые створки поманили его, и это сиденье у окна в конце салона будто ждало именно его. А ведь пассажиры могут его запомнить… хотя вряд ли. Никто за все время поездки ни разу не посмотрел на него. Он доедет до нужной остановки и тихо выйдет, и им никогда не узнать, что в этот ночной час вместе с ними ехал тот, кто десять минут назад убил человека. И, возможно, тот, кого этот человек убил тоже.
Мысль показалась ему забавной, и он улыбнулся своему размытому отражению в стекле, и почти сразу же почувствовал, как по его подбородку потекло что-то теплое. Человек потер подбородок ладонью и увидел на пальцах кровь. Она влажно блестела в тусклом свете и казалась очень яркой. Какой-то уж слишком яркой, и глядя на нее, человек ощутил какую-то нелепость. Он постарался запомнить это ощущение, бросил вороватый взгляд на женщину, которая сидела напротив и зевала, прикрывая рот растопыренными пальцами, нашарил в кармане платок и торопливо вытер пальцы и подбородок, сгорбившись и снова отвернувшись к окну. Потом осторожно положил ладонь на живот. Повязка на ране сильно намокла, стала тяжелой и горячей, и человек порадовался, что на нем черные брюки. Если кровь протечет, не будет видно пятен.
