Что он злодей — искусно он скрывал…
И, как Приам, так приняла его я,
С приветом, — и моя погибла Троя!
Смотри, как вздрогнул сам Приам седой,
Увидев слезы лживые Синона!
Приам, ты стар, но где же разум твой?
В любой слезе — троянцев кровь и стоны,
Не влага в них, а пламень раскаленный…
Ты сжалился, но эти жемчуга
Сжигают Трою, как огонь врага.
Подобный дьявол вдохновился адом:
Весь в пламени, дрожит, как вмерзший в лед,
Здесь лед и пламень обитают рядом…
В противоречьях здесь единства взлет
Безумцам это льстит и их влечет:
Такая жалость вспыхнула в Приаме,
Что Трою сжечь сумел Синон слезами».
Теперь же злоба и ее берет…
Она, теряя всякое терпенье,
Синона яростно ногтями рвет,
С тем гостем злым ища ему сравненье,
Кто к ней самой внушил ей отвращенье…
Но вдруг опомнилась — а мстит кому?
«Вот глупая! Не больно же ему!»
Отхлынет скорбь и снова приливает…
Как тягостна ей времени река!
То ночь мила, то день ее пленяет,
Но долог день и ночь не коротка…
Как время тянется, когда тоска!
Свинцово горе, но ему не спится,
В бессонной ночи время лишь влачится.
Итак, все это время провела
Лукреция, картину созерцая…
От собственных несчастий отвлекла
На краткий срок ее беда чужая,
Она следит, о горе забывая…
Мысль о страданьях ближних, может быть,
Способна облегчить… А излечить?
И вот уж снова здесь гонец проворный,
Со свитой мужа он привел домой.
Лукреция стоит в одежде черной,
Глаза повиты синею каймой,
Как полукругом радуги цветной…
И слез озера в синеве туманной
Не снова ль предвещают ураганы?
Все это видит горестный супруг,
Жене в лицо глядит он с изумленьем:
Ее глаза красны от слез и мук,
Их ясный свет как будто скрыт затменьем…
Объяты оба страхом и смятеньем
Так, в дальних странах друга встретя вдруг,
Ему в глаза глядит с тревогой друг.
Он взял ее безжизненную руку
И говорит: «Какая же беда
Обрушилась и обрекла на муку?
Румянец где? Ведь он блистал всегда!
Исчезло и веселье без следа…
Поведай, милая, свои печали,
Чтобы мы вместе прочь их отогнали!»
Вздохнула трижды в горести она
В несчастье трудно вымолвить и слово…
Но наконец она начать должна,
И вот поведать им она готова,
Что честь ее в плену у вора злого…
А Коллатин и все его друзья
Рассказа ждут, волненье затая.
И лебедь бледный скорбно начинает
Последний перед смертью свой рассказ:
«Беда, где уж ничто не помогает,
Понятней станет в двух словах для вас.
Не слов, а слез во мне велик запас,
И если б все сказать я пожелала б,
То где найти предел потоку жалоб?
Ответь, язык, затверженный урок!
