Супруг, тебе узнать пора настала:
Пришел наглец и на подушку лег,
Где ты склонялся головой усталой.
По этого злодею было мало
Он совершил насилье надо мной…
Я верной перестала быть женой!
Он в полночи ужасные мгновенья
С блистающим мечом вошел ко мне
И с факелом… Дрожа от вожделенья,
Он молвил: „Римлянка, забудь о сне!
Отдайся мне, я весь горю в огне!
Но, яростно отвергнутый тобою,
Навек позором я тебя покрою!
Да, если мне не покоришься ты,
Презренного раба убью мгновенно,
Убью тебя, скажу, что вы — скоты,
Предавшиеся похоти растленной,
Скажу — застав, убил самозабвенно…
В веках я этим стану знаменит,
А ты пожнешь позор и вечный стыд!“
Тут начала я плакать и метаться…
Тогда он к сердцу мне приставил меч,
Сказав, что нечего сопротивляться:
Решай сама — молчать иль мертвой лечь!
И о позоре вновь завел он речь:
„Весь Рим запомнит на твоей могиле
В объятиях раба тебя убили!“
Был грозен враг мой, беззащитна я,
От страха стала я еще слабее…
Молчать кровавый повелел судья,
Я видела, что умолять не смею.
К несчастью, скромной красотой своею
Похитила я похотливый взгляд…
А судей обворуй — тебя казнят!
Скажи, уместно ль быть здесь извиненьям?
Иль хоть утешь таким путем мой слух:
Пусть кровь моя покрыта оскверненьем,
Но безупречно непорочен дух!
Он тверд, в нем факел света не потух,
Не сдавшись гнету, чистый, он томится
В своей грехом отравленной темнице».
А муж, как разорившийся купец,
Стоял, поникнув в горе и молчанье…
Но вот, ломая руки, наконец
Он речь повел… И с бледных уст дыханье
Струится так, что речь как бы в тумане:
Пытается несчастный дать ответ,
Но только дышит он, а слов-то нет.
Под аркой моста так бурлит теченье,
За ним угнаться неспособен глаз.
В водоворотах ярое стремленье
Его обратно увлечет подчас,
И ярость волн захватывает нас…
Страданье рвется вздохами наружу,
Но выразить его так трудно мужу.
Она следит за горестью немой
И новую в нем ярость пробуждает:
«О милый мой, сильней скорблю с тобой!
Ведь от дождей поток не утихает.
Мне сердце боль твоя острей терзает…
Но ты не плачь! Чтоб горе все залить,
Одних моих слез хватит, может быть.
Ради меня, тебя я заклинаю,
Ради своей Лукреции — отмсти!
Его врагом всеобщим я считаю…
От бед уже минувших защити!
Пусть поздно и к спасенью нет пути,
Но все же пусть умрет злодей жестокий
Мы поощряем жалостью пороки!
Но прежде чем открою имя вам, —
Она сказала свите Коллатина, —
Во храме поклянитесь всем богам
Отметить обиды женщины невинной.
Ведь это долг и доблесть паладина
Поднять свой меч на легион обид…
