Одна женщина, когда забрали её сына, в отчаянии крикнула:
— Чтоб твое дитя завтра легло на его место!
Наталья Петровна в ужасе отшатнулась и нетвердым шагом вышла из хаты. Санитарки испугались за нее: она побледнела как мертвец, а потом весь день чувствовала себя больной.
Она работала с рассвета до поздней ночи. Помимо своих прямых обязанностей — принимать, осматривать, лечить больных, ей приходилось заниматься бесконечным количеством дел, какими, вероятно, никогда не занимался ни один врач. Кроме тифозных, немало было и других больных: инвалидов войны, искалеченных, простуженных, обмороженных (зима стояла суровая, а одежда у людей прохудилась). Этих больных она принимала в комнатке сельсовета, в другом конце деревни, а потом спешила в больницу к тифозным — и не только делала обход, а одновременно выполняла обязанности санитарки, сестры, повара. Бывало, когда кончалось топливо, она, собрав персонал больницы, шла вместе со всеми в лес и на саночках, а то и просто волоком доставляла дрова. Она следила, как работают бани, в которых производили дезинфекцию, и опять-таки не только следила, а работала там сама с санитарками, по большей части мобилизованными на это дело, так как добровольно почти никто не шел.
Под вечер она бежала, именно бежала, а не шла (она разучилась ходить обычным шагом) к больным в соседние деревни — в Выселки, в Задубье, в Хатки — и возвращалась оттуда всегда ночью. Сначала она ходила одна. А время было неспокойное: в бывшей фронтовой полосе, где недавно шли бои, развелось множество волков, и случалось, что они нападали на людей, кроме того, блуждали по лесу ещё и двуногие волки — полицейские и другие предатели. Разумеется, женщины, несмотря ни на какие обиды, не могли не оценить её подвига и скоро перестали пускать её одну: собиралась группа девушек и женщин помоложе и провожали Наталью Петровну до Криниц, до самого её дома.
Так она работала. Но все эти тяготы, весь этот нечеловеческий труд приносил бы ей только утешение в горе, если б сердце не точило другое мучительное чувство — постоянный страх за дочку, которую она бросала на чужие руки на весь день. А как она там, её Ленка? Здорова ли? Накормлена?
Она жила у одиноких стариков, набожных, но хитрых. К её приезду в Криницы это была единственная хата, большая и чистая, где жили одни только хозяева, и председатель сельсовета в довольно категорической форме предложил старикам взять докторшу на квартиру. Старики полюбили её и девочку, но это не мешало им запускать руку в её паёк или присваивать кувшинчик молока, который иной раз приносила какая-нибудь благодарная женщина для докторовой дочки, о чём Наталья Петровна обычно и не знала. Присматривать за ребенком она взяла девочку лет четырнадцати, сироту. Гальку. Наталья Петровна уходила из дому, когда Леночка была еще в постели, и возвращалась, когда дочка опять-таки давно спала. Днём она боялась наведываться к ней, только иногда забегала во двор, чтоб посмотреть через окно, как девочка играет в комнате.
