Год французской любви | страница 40



— Да хоть сейчас. Приезжайте и забирайте! — весело ответил прапорщику капитан-инфекционист.

— А оно не заразное? — дрожащим голосом поинтересовался Филип.

— Не-ет, не заразнее нас с вами! — пробулькала трубка.

— Но ведь холера…

— Да какая на хрен холера! Легкая форма кишечной инфекции, даже не дизентерия.

— Так он что, жив? — тупо спросил Филип.

— Вы что, прапорщик, перегрелись, что ли? Конечно, жив!

Далее, как у Гоголя, была немая сцена. А потом…

А потом приехал Сема! Что тут было!

«Обсуждение после просмотра»

— Ха, ну и чего, убили этого Сему?

— Ну ты чего, что мы, звери, что ли! Нет, разжаловали только да на губу посадили на неделю…

— А у нас бы убили.

— Да ты не в армии, а на зоне какой-то служил. Одно слово — стройбат.

— Зато у нас никакого устава, свобода! Все два года балдел!

— Пацаны, хорош про армию, мы ж про это до утра говорить можем. Давай, кто следующий? Да не пить! Тьфу ты, у тебя все одно на уме. Погоди пока. Твоя очередь рассказывать?

— Ну.

— Гну! Начинай уже…

История пятая

Она

Она любила себя. Она любила свои волосы цвета пережженного сахара, любила, когда они ниспадали на ее точеные плечи густой, сверкающей всеми оттенками бронзы волной.

Любила свое лицо, его безупречный овал, бездонные и чарующие глаза, карии, как у надменных красавиц Древнего Востока, свои густые брови, длинные, пушистые ресницы, чуть вздернутый, но в то же время могущий дать фору античным статуям нос, свои губы, чуть припухлые и от того безумно желанные для каждого мужчины.

Она любила свое тело, длинные, ровные и стройные ноги, талию и плоский живот, линию спины и руки, в темноте похожие на колыхающиеся под водой морские травы. Она любила себя…

Она любила загорать — загар придавал ее коже редкий миндальный оттенок, и она становилась похожа на мулатку, креолку или кого-то еще более экзотического.

Она любила солнце, небо, простор и волю, и сама старалась жить, как чайка — вольно и свободно. Она сама выбирала, когда ей взлететь и куда садиться, она могла парить над жизнью, или вдруг камнем упасть на самое ее дно, и предстать в совершенно ином, новом, иногда пугающем, а иногда очаровывающем облике.

Она любила шумные тусовки и ночные бдения в кругу праздной публики, любила флирт и всем своим существом отдалась ему, кокетничала и раздавала авансы на право и на лево, а потом, вдруг устав, точно бы у нее закончился бензин, разом рвала, комкала и швыряла под ноги все только-только наметившиеся отношения. Она любила свободу…