— Вы чего, пацаны? Филип в химтревогу играет, что ли?
— У Зимина холера! — глухо отозвался неопределяемый голос из-под противогаза: — Всем велено одеть противогазы, чтобы не заразиться…
Может быть, я соображал чуть медленнее, чем надо, но захлопнуть дверь перед носом нового наряда я успел. Заперев ее на ключ, я, лихорадочно соображая, заходил ли ко мне сегодня холерный Валька, метнулся к сейфу, вытащил припрятанный пузырек одеколона, вылил треть на свой носовой платок и принялся протирать дверные ручки, спинки стульев, подоконники и прочие места, которых касаются человеческие руки. Одеколон — не чистый спирт, но все ж какая-то дезинфекция…
Дальше начался кошмар. Связи с лазаретом нет. Никто из своих офицеров, узнав о страшном бедствии, идти в часть не хочет. Выносить сор из избы и рапортовать командованию в бригаду никто не решается. Солдаты в ужасе, Филип в панике. Вскрыли склад «НЗ».
Неделю, можете себе представить, неделю! никто в нашей части толком ничего не ел. Не пил. Не здоровался и даже не разговаривал друг с другом, а хрен его знает, вдруг эта холера по воздуху передается? Кое-кто даже спал в противогазах. Над воротами части вывесили черный холерный флаг, и ни один человек ближе, чем за километр, не подходил. Поселок лесозаготовщиков замер в ожидании как минимум апокалипсиса…
В самой части творился форменный цирк. Службу-то никто ведь не отменял. Надо было приспосабливаться. И приспособились:
Сортир и его окрестности завалили хлоркой по колено, издали казалось, что там локальный снегопад прошел. В столовой было примерно тоже самое. А какая разница, в противогазах все одно не пахнет!
Бойцы исхудали и осунулись. Причем, если бы началась война, наша часть сдалась бы без боя. Не потому, что все одистрофанились, а чтобы заразить побольше солдат вероятного противника.
Один плюс, правда, был. Поносы прекратились. Оно и понятно — какие к гребаной матери поносы, если никто ничего не жрет? Свист один…
И вот через неделю с точки возвращается Сема. Румяный, веселый, отдохнувший, наплясавшийся на деревенской дискотеке и опухший от деревенского же самогона. Но за час буквально до его приезда вдруг наладилась связь с лазаретом, и Филип, принявший на себя всю тяжесть холерной разрухи, дрожащей от голода рукой в резиновой «озэкашной» перчатке принял от дежурного по штабу телефонную трубку и подняв хобот противогаза вверх, спросил:
— Разрешите узнать, товарищ капитан, когда можно забрать тело рядового Зимина?
