но в результате работы, тайно, втихомолку совершавшейся у нас обоих в голове, так уж получалось, и оба мы это понимали, улыбаясь друг другу и вспоминая о тех ужасных днях, когда жили в фургончике. Об Оксфорде мы, конечно, никогда не говорили.
На Кристел было мешковатое серовато-сиреневатое шерстяное платье с зеленым шарфом, повязанным вокруг ворота. Этот туалет шел ей, как, пожалуй, ни одна другая из ее вещей. Ее густые, курчавые, ярко-рыжие волосы, создававшие впечатление плотной массы, чего-то монолитного, а не состоящего из прядей, были зачесаны за уши; крупная искусанная нижняя губа влажно поблескивала. Большие золотистые глаза, казавшиеся еще больше за толстыми стеклами очков, глядели взволнованно, но какие чувства волновали Кристел, сказать было чертовски трудно. Маленькие пухлые ручки плясали по скатерти, собирали крошки, мяли их. По Норс-Энд-роуд с прерывистым шуршанием неслись машины. Кристел смотрела на меня, не зная, дотронуться до моей руки, которая лежала на столе совсем рядом с ее рукой, или нет. Я почувствовал нарастающее раздражение.
— Кристел…
— Да, Хилари…
Мы всегда обращались друг к другу ласкательно или называли по имени, но никогда не употребляли прозвищ. По-моему, Кристел высоко ставила свое имя. Кристел Бэрд. Это был талисман, своего рода утешение, кусочек красоты в ее жизни — нечто, указывавшее на былое или будущее великолепие. Мое имя — так я считал — по какому-то лингвистическому закону является производным от ее имени и красит это имя только она.
— Кристел, я… я вчера видел на работе Артура. — Это само собой разумелось, поскольку мы с Артуром виделись на работе каждый день.
— О да.
— Тебе ведь в общем-то правится Артур, верно?
— Да… да…
— Кристел, ты хотела бы выйти замуж за Артура, верно? Всего секунду назад я и не намеревался задавать этот страшный вопрос или, по крайней мере, задавать в такой форме.
Круглые стекла очков обратились ко мне, затем отвернулись.
— Ты так это спрашиваешь… словно…
— Словно жду, что ты ответишь «да»?
Она молчала, и, подождав немного, стараясь сохранять спокойствие, я сказал:
— Ну, так я жду ответа. Я прав?
Теперь рука Кристел касалась моей, костяшками пальцев она провела бороздки в густой черной шерсти на моей руке.
Я никак не реагировал на ее ласку. Кристел сказала:
— Ты же знаешь, что мне дороги только ты и твое счастье.
— О'кей. А мне дорога только ты и твое счастье. Кристел, не надо друг друга завораживать. Происходят события, времена меняются, и даже у нас с тобой судьбы разные. Ты можешь быть счастлива с Артуром, ты можешь иметь свой дом и детей. Не очень-то весело жить так, как ты живешь.
