Стоп, а почему непременно удара? Разве Серпет ему враг? Может, он наоборот, вызывает, чтобы помочь?
— Да-да, войдите, — раздался из недр кабинета густой знакомый голос. И Костя вошел.
Серпет улыбался ему из-за своего огромного письменного стола. А стол был примечательный. Очевидно, он не убирался никогда. Всевозможные папки валялись вперемешку с бумагами и обкусанными карандашами, возвышались стопки книг — и как это они до сих пор не обрушились? Из пенала для ручек торчала кривая, темно-коричневая курительная трубка, рядом валялась отвертка, и уж совсем не к месту были засохшие яблочные огрызки.
Кажется, беспорядок царил в кабинете и раньше. Странное дело — Серпет вроде бы мужик аккуратный, и в Группах требует чистоты, а у себя такой кавардак развел. Ничего здесь с прошлого раза не изменилось. Все те же вечно запертые стальные шкафы (и что он там, интересно, хранит?), вся та же трескучая лампа на потолке. На стене в черной рамке — портрет какого-то пожилого мужчины. Косте всякий раз хотелось спросить — кто это? — но приходилось себя сдерживать. Всякие там старики на снимках его не касаются… Старик… Старик… Что-то такое вертится в памяти, какие-то обрывочки.
— Ну, чего встал? Присаживайся. В ногах, как известно, правды нет, — и Серпет небрежным жестом указал Косте на кресло.
Костя осторожно уселся. Кресло у Серпета было шикарное — огромное, обтянутое черной кожей, из которой мутно поблескивали бронзовые шляпки специальных обойных гвоздей. Да, это тебе не жесткие металлические стулья в Групповой. Про те стулья Серпет однажды с ухмылкой заметил, что сидеть на них — уже подвиг. А может, и не шутил он так, может, опять ложная память?
— Тебе удобно? — поинтересовался Серпет. — Ну что ж, Костик, давай поговорим.
— Давайте. А про что? — насторожился Костя.
— А ты сам не догадываешься? — спросил Серпет, рассеянно крутя в пальцах сломанный карандаш.
— Нет… А что случилось? — по спине у Кости побежал холодок. Неужели что-то стряслось в Группе, а он не знает? Но после отправки Васенкина все остальные аж на цырлах ходят, лишний раз чихнуть боятся. Нет, не в этом, видно, дело.
— Да ты успокойся, ничего не случилось. Я не в том смысле. Только все же попробуй сам подумать, вспомнить, — и Серпет ущипнул себя за левый ус.
— Я не знаю, — осторожно ответил Костя. — Может, про то, что было ночью?
— А что было ночью? — удивился Серпет. Глядя на него, нельзя было понять, по правде он не знает, или придуривается.
