– Но кем же был этот парень, если он не был Гаске? И кто… вы сказали, что настоящий Гаске – это д'Андрье?
– Да. И все это было спланировано для нашего блага. А теперь слушайте внимательно! Я попытаюсь сорвать несколько слоев тайны с этой истории.
Г. М. помолчал, ерзая в кресле, потом заговорил снова:
– Начнем с того момента, когда мы прибыли в замок после весьма удачного приземления самолета на соседний луг. Вы, Эвелин Чейн и я пришли сюда с остальными. Нас встретил улыбающийся граф д'Андрье, изображая радушного французского хозяина, получившего письмо от Фламанда и жаждущего увлекательных приключений. Все это отдавало фарсом, но я мог бы этому поверить. В конце концов, подобное послание было вполне в духе Фламанда, и могла существовать вполне реальная личность, которая вела бы себя так, как д'Андрье. Но как только он заговорил с нами, кое-что с треском разоблачило спектакль.
Вспомните. Мы вошли в замок и не произнесли ни слова – у нас просто не было возможности. Поскольку все мы были покрыты грязью, то казались членами одной и той же группы, тем более что самолет потерпел крушение в четверти мили отсюда. Когда мы начали обсуждать случившееся, я заговорил о пилоте и экипаже самолета таким образом, что выглядело само собой разумеющимся, будто мы летели на нем. И все же, хотя об этом еще не было сказано ни слова, д'Андрье повернулся ко мне и спросил: «Значит, вы и ваши друзья не были на борту самолета?»
Это была жуткая обмолвка, ребята. Откуда он знал, что нас там не было? Абсолютно все, включая мои собственные слова, указывало, что мы были на борту. Как он мог знать на расстоянии четверти мили от самолета, к тому же отгороженного от замка деревьями, кто там находился? Ответ заключается в том, что он заблаговременно знал, кто будет лететь этим рейсом.
Из этого вытекало единственно возможное объяснение повреждения самолета. То, что выглядело самой трудной загадкой, оказывалось самой легкой. Хейуорд был совершенно прав. Самолет не мог совершить вынужденную посадку в заранее намеченном месте без соучастия пилота или всего экипажа. Тем не менее это казалось невозможным, во-первых, потому, что пилот был доверенным сотрудником авиалинии, всегда выполнявшим ответственные поручения, а во-вторых, потому, что Фламанд всегда работал один. Но это верно лишь в том случае, если у пилота были преступные намерения. Предположим, он посадил здесь самолет, получив приказ от полиции и действуя в сотрудничестве с авиакомпанией, на которую работал?
