– И «генофонд».
– И «генофонд».
– Вполне ведь можно представить себе человека, которого заботит природа сама по себе, безо всяких денег и славы, не так ли?
– Конечно, особенно в Америке. Слушай, ценности подходят к концу, куда ты денешь крестьянский труд?
– Никуда не дену. Разве крестьяне служат природе?
– Скорее, наоборот.
– Культура тоже вроде не годится. Можно ли говорить о пресуществлении крестьянского духа в хлебе или в огурцах?
– Нет, это какие-то фантазии в духе Льва Николаевича. Не обеспеченные смыслом.
– Можно себе представить здравомыслящего миллионера, доящего каждое утро корову?
– Стало быть, работать бесплатно – условие служения?
– Возможность работать бесплатно – да, разумеется. Можно и писать музыку, и лечить людей, и спасать китов, не зарабатывая. Условие необходимое, но не достаточное. Много чего люди делают самозабвенно и бесплатно: играют в компьютерные игры, прыгают с парашютом, ходят на рыбалку… Какое же это служение?
– Darf ich? Дерзну ли? Если и получится сказать, то совсем чуть-чуть.
– Святыне служат священники? Монахи?
– Не только. У иудеев вот нет ни священников, ни монахов.
– А почему Святыня, почему не Бог? Не хотелось Бога ставить в один ряд с Порядком, Природой и всем прочим?
– Святыня – как-то точнее, не в узко-жреческом смысле, конечно. Богу служит каждый верующий христианин, правоверный иудей, мусульманин. И даже «Анонимные алкоголики» присягают: «Вверяем свою жизнь и волю Богу, как каждый из нас понимает Его». Но чтобы служить Святыне, надо ощущать ее так же остро, так же лично, как, например, Пастернак: «И долго-долго о Тебе / Ни слуху не было, ни духу». Дело тут не в мере церковности. Самое лучшее стихотворение о литургии принадлежит Мандельштаму – еврею, крещенному в протестантской вере: «Вот дароносица, как солнце золотое…»
– Да, удивительно. А как мальчику выбрать это служение?
– Собственного опыта у меня, понятное дело, нет. Какие нужны качества? Доверие – и к Богу, и к людям, потому что полностью вверяешь себя им, отказ от «самовыражения», готовность преодолевать свою интравертность. Ко мне недавно приезжал пациент, сельский священник, мы с ним много говорили. Он сказал такое: «Среди моих прихожан есть очень плохие люди, бывшие зэки, они обворовывают и меня, и церковь, и всю деревню. Жить среди них и с ними меня побуждает не какая-то особенная любовь, а вот так я понимаю верность своему рукоположению и Евангелию». А как выбрать? Я расскажу тебе историю с отцом Ильей: будучи вообще-то очень покладистым, он одному юноше никак не давал благословения поступать в семинарию – требовал ответа, зачем он хочет быть священником, а тот только нес благочестивую чепуху. Спрашиваю: «А вы бы сами что ответили?» – «Что я хочу совершать литургию, что же еще?»
