Это был не только зов, но и приказ. Репейка степенно затрусил — сейчас не полагалось мчаться стрелой — и бросил лишь беглый взгляд на восседавшую на Оскаровой повозке обезьянку, которая провожала их, насколько позволяла цепь, потом что-то залопотала, запинаясь, но щенок только повел хвостом.
— Разве не видишь, что мы идем есть?
В отстраняющем движении хвоста заключалось также и поучение, ибо Репейка почитал еду чуть ли не богослужением и, уж во всяком случае, праздником, когда нет места каким бы то ни было будничным занятиям. Пипинч тоже могла бы это знать…
Дружба обезьянки и щенка началась несколько дней назад, с той минуты, как Пипинч впервые увидела Репейку. Додо и Репейка пошли за завтраком, и Пипинч чуть не свалилась с крыши, заглядевшись на маленького незнакомца.
Репейка испуганно покосился на нее и ворча обошел Додо, перейдя на другую сторону.
Тогда Пипинч стала что-то взволнованно объяснять, потом застучала кулачком по крыше повозки.
— Дашь ты мне отоспаться, Пипинч? — высунулся из повозки Оскар.
Обезьяна продолжала объяснять свое, поглядывая на щенка.
— А хорошо бы они подружились, — сказал Оскар, выходя из повозки. — Спускайся, Пипинч!
Обезьяна тотчас спрыгнула Оскару на плечо, а Додо и Репейка остановились. Глаза Репейки выражали отчуждение, страх и решимость, что в один миг могло привести к нападению.
«Что-то вроде человека, — метнулась в щенячьем мозгу догадка, — кто ж это мог быть? Если подойдет, укушу».
А Пипинч в это время произнесла целую речь, крошечной ручкой копошась в волосах Оскара.
— Подыми свою собаку, Додо, но близко не подноси.
Репейка взволнованно ерзал у Додо на руках, но так все же было спокойнее, да и Пипинч, когда он оказался с ней на одном уровне, не выглядела столь уж опасной.
— Поднеси поближе, но так, чтобы обезьяна его не достала.
Репейка усиленно принюхивался, а Пипинч протянула к нему морщинистую ручку.
— Я только поглажу, право, только поглажу, — проверещала она и обвила рукой Оскара за шею.
— Будь умницей, Пипинч! — И человек так посмотрел маленькой обезьяне в глаза, как умел смотреть только он.
Пипинч залопотала, залопотала, как будто клялась жизнью своих будущих детей, что будет умницей, только бы ее подпустили к маленькому незнакомцу.
— Рычать нельзя, Репейка, — сказал Додо, подходя ближе, и маленькая морщинистая рука, до ужаса похожая на человеческую, погладила щенка по голове.
— Я не обижаю тебя, не обижаю, — залопотала обезьянка и поглядела на Оскара, словно ожидая подтверждения:
