Элиа, заметивший хищный взгляд Ивэна, вздрогнул. Капкан для Кларенса, он, в отличии от последнего, заметил сразу же.
– Кларенс, – прямо начал Ольг, – Ты, конечно, можешь обидеться, и даже прав будешь…наверное…Но если кто и сможет украсть эти ключи, так это ты. Элиа в жизни даже пирожка чужого не взял, а я или Ивэн слишком заметны.
Зеленые глаза зло сверкнули. Кларенс явно не ожидал от тана подобного подвоха.
"…Я…я больше не буду спорить с тобой. И мешать не буду. И воровать…" Помнишь, тан, я обещал тебе это однажды? Так почему же ты заставляешь меня отказываться от своих слов, а тан? Какого черта, Ольг, ведь ты же сам учил меня тому, что надо быть честным, слышишь, ты, честным?
Честь для меня, Ольг, не твое танское достоинство, с которым ты можешь и выйти на смертельный бой, и на соседнюю улицу в лекарскую лавку. Для меня честь – это верность обещаниям. И ты сам заставляешь меня нарушать данное тебе слово!
Я не пойду. Я не смогу. Не заставляй меня делать это, Ольг. Пожалуйста.
Кажется, он проговорил это вслух. И удивился себе.
Кларенс из Келона перестал быть вором. Сейчас. В этот самый момент.
Лишь сейчас он осознал, что не чувствует себя тем Кларенсом, который жил на грязных келонских улицах на те деньги, что мог украсть у зазевавшихся горожан или приезжих недотеп. Тот, другой Кларенс, ушел, а вместе с ним ушли и озлобленность на мир маленького волчонка, которого лишили стаи, и горькая тоска по дому, которого у него давно уже не было, и вся эта бешеная ярость на тех, у кого есть то, чего он лишен. Ушли. И возвращать их он не хотел.
Ольг то ли заметил его состояние, то ли просто не хотел дальше уговаривать, отложив это на потом – промолчал, ничего не говоря.
– Пойдем на площадь, – сказал вдруг Элиа, – говорят, в Неар пришли менестрели.
* * *
Песни заезжих певцов везде и всегда принимали хорошо. Элиа нигде еще не видел, что менестрелям не подкинули бы звонкого серебра в расстеленный перед ними шерстяной коврик для сбора денег за хорошую песню или россказнь о том, что делается в других краях. Поэтому и на небольшой площади на окраине Неара, где жили в постоялом дворе они трое (Ивэн со своими молодцами выбрал местом ночлега заброшенный дом поодаль), народу хватало. Бродячие певцы, похоже, только недавно вошли в Неар, поэтому и вкусов местных не знали. Здешние жители – это наблюдательный Элиа уже понял – любили песни старые, певучие, оставшиеся еще со времен прадедов, а менестрели заводили новые мотивы, неизвестные горожанам.
