Сто дней, сто ночей | страница 41
— Темно ведь, — спросонок мямлит Подюков. — Не разберешь.
— Ракетницу прихватим!
Дядя Никита остается охранять позицию; мы с Сережкой берем заряженную ракетницу и, держась друг за друга, направляемся к пробоине, через которую уже лазили наверх. Осторожно перешагиваем через завалы и разный хлам. Хотя мы давно считаем себя закаленными воинами, все же как-то неприятно и немного жутко идти навстречу опасности.
Вот и дыра. Лестницы почему-то нет на своем месте. Вероятно, убрали или отшвырнуло разрывом. Мы шарим по углам.
— Вот она, — шепчет Сережка.
Я подхожу к нему, и мы вместе поднимаем лестницу. У Подюкова карабин, у меня только ракетница.
Лестница шаткая и ненадежная, но довольно широкая.
— Давай я, у меня карабин.
— Сперва осветить надо.
— Тогда лезем вместе, — не унимается Сережка.
— Лестница не выдержит!
— Выдержит, — уверяет Подюков и ставит ногу на первую ступеньку.
Я нервничаю и отталкиваю его плечом.
— Тише!
— Сам тише!
Наконец мы втискиваемся на лесенку оба и поднимаемся на две ступеньки. Лестница трещит и качается.
— Если загремим, я тебе голову оторву, — обещаю я.
Все это мы говорим шутя, чтобы скрыть друг перед другом волнение.
Я ухватываюсь за расщепленную балку, которая торчит в дыре, и всовываюсь туда по пояс. Подюков сопит и встает рядом.
Мы несколько минут всматриваемся в темноту. Силуэты развалин кажутся нам живыми. Но шороха мы больше не слышим.
— Видишь, — толкает меня в бок Сережка и высовывает карабин.
— Где?
— У третьего окна.
Теперь я вижу. В пролете окна что-то чернеет.
— Фриц!
— Тише!
— Ракету давай!
— Тише, дьявол! Может, наш.
Человек ступает на подоконник и жестикулирует руками. Догадываемся, что эта жестикуляция — условный сигнал. Теперь мы ясно различаем квадратную каску врага.
— Офицер! — шепчет Сережка.
— Давай сразу. Ты стреляй — я ракету пульну.
— Давай!
Куда бы выстрелить? Пробоина в потолке второго этажа светлеет в стороне. Нет, не попасть. И в самую последнюю секунду я решаю стрелять в то окошко, где стоит враг.
— Пли! — командует Подюков.
Два выстрела, фосфорический отсвет ракеты на спине врага, дикий вопль и наше падение — все это происходит почти одновременно. В самое последнее мгновение я замечаю, как немец перекувыркнулся с подоконника вниз. Лестница с треском валится рядом с нами.
Встревоженные шумом, оба крыла открывают огонь. Кто-то бежит по коридору.
— Кто здесь? — узнаем мы голос Федосова.
— Мы, — пыхтит Сережка.
— Что там такое?
— Фрицы, товарищ лейтенант!