— Этого бояться нечего. Фашистские летчики вряд ли позарятся на нашу развалину.
Федосов уходит, мы садимся на килы бумаг и уныло рассматриваем друг друга.
С каждым днем бои становятся ожесточенней и яростней. Авиация противника наносит удар за ударом, буквально стирая с лица земли все, что еще осталось на улицах.
Дивизия Родимцева вступает в бой с ходу и выдерживает ожесточенные атаки превосходящих сил противника на Мамаевом кургане. Яростные схватки происходят в районе вокзала, который переходит из рук в руки несколько раз. Особенно тяжелые бои разворачиваются на левом фланге армии, в пригородах.
Мы неплохо устроились. Теперь у нас есть патроны, гранаты, запас ракет с ракетницей и ружье ПТР. А главное, есть время отдохнуть, почистить оружие. Бои идут слева и справа, а наш дом, точно остров, остается посредине течения.
Семушкин выскреб свою рыжую щетину и как-то сразу помолодел. Нам с Подюковым скоблить пока нечего. У меня на верхней губе пушок, а у него и того нет.
— Просто смешно: мужчина без признаков растительности. Ты хоть бы помазал чем-нибудь у себя под носом, — советую я Сережке.
Он щурит глаза и ехидничает:
— А я-то голову ломаю: откуда, думаю, у нашего Митяйки такие усища, точь-в-точь как у… Семена Михайловича Буденного.
— Но-но, не очень! — Я делаю широкий жест, будто приглаживаю метровые усы.
К нам подходит Семушкин. Вид у него бравый, немного торжественный.
— Никита Евстигнеевич Семушкин имеет честь быть сегодня именинником!
Он щелкает каблуками и козыряет. Мы поздравляем его, поочередно пожимая широкую и жесткую, как подметка кирзового сапога, ладонь.
— Сколько стукнуло, дядя Никита? — спрашиваю я.
Он немного кобенится, поправляет пилотку и чеканит:
— Сорок первый пошел.
У нас с Сережкой вместе едва-едва получается тридцать пять.
Семушкин достает из вещевого мешка какой-то пакет и фляжку. Я с любопытством наблюдаю за его руками. Вот он развернул газету, и мы увидели довольно объемистый кусок сала.
— Шпиг! — обрадованно кричим мы с Сережкой.
Младший сержант добродушно ухмыляется и разрезает сало на три куска.
— Сегодня я устраиваю пир, а вот это что ни на есть главное в нашем пиршестве. — Он взвешивает на широкой ладони фляжку. — А теперь, робята, то бишь — товарищи бойцы, как говорят, пожалуйте к столу, — приглашает Семушкин.
Не переставая удивляться, мы садимся вокруг перевернутого вверх дном ящика на кипы бумаги. Именинник разливает содержимое фляжки по кружкам и произносит речь.
