22
На ярого сатира надет намордник
Виктора все еще продолжали держать в части.
Он начинал терять всякое терпение и в продолжение этого времени успел поколотить полицейского солдата, не пускавшего его одного гулять по саду; об этом было составоено постановление и присоединено к делу. Он показал потом жене частного пристава, когда та проходила мимо его окон, кукиш; об этом тоже составлено было постановление и снова присоединено к делу.
Начальство всему этому только радовалось, чтобы побольше скопить на него обвинений.
Виктор, в отчаянии, начал наконец молиться Богу, и молитва его была услышана. В последний вечер перед ним стоял знакомый нам поверенный Эммануила Захаровича, молокан Емельянов, с своею обычною кислою улыбкой и заложив руки за борт сюртука.
Виктор все еще продолжал ерошиться.
Емельянов пожимал насмешливо плечами.
— Ведь это точно что-с… Эммануил Захарыч так и приказывал: «пускай, говорит, что он уедет».
— А, испугались?.. — говорил Виктор, самодовльно начиная ходить по комнате.
— Не испугались, а что точно что неудовольствия иметь не желаем… И вам ведь тоже здесь ничего хорошего не будет. Извольте хоть какого ни на есть стряпчего и ходатая вашего спросить… Мало-мало, если вас на житье в дальние сибирские губернии сошлют, а пожалуй — приладят так, что и в рудники попадете.
— Да, вот так… как же! — горячился Виктор. — Я и оттуда буду писать.
— Пишите, пожалуй. Мало только пользы-то от того вам будет… Хоть бы и я теперь, за что?.. За то только, что по вере родителей моих жить желаю, попал сюда в эти степи.
— Тебе-то пуще здесь худо… Ах, ты, борода! — сказал Виктор и тронул Емельянова за бороду.
Он видимо, начинал уж ласкаться к нему.
— Что ж? Конечно, что — благодарение Богу: не потерялся еще совершенно, — отвечал тот, стыдливо потупляя глаза: — Так Эммануил Захарыч мне и приказывать изволили: «пусть, говорят, он едет в Москву; будет получать от нас по тысяче целковых в год».
— А как вы надуете, да не станете платить? — спросил недоверчиво Виктор.
— Орудие-то ведь ваше всегда при вас; можете написать, что только захотите.
— Да, пиши тут, а вы преспокойно будете сидеть и поглаживать себе бороды.
— Нет-с, мы никогда не можем желать того, — отвечал серьезно Емельянов.
— А вы вот что! — продолжал Виктор: — вы дайте мне вперед пять тысяч целковых, да и баста!
Емельянов грустно усмехнулся.
