Та знала уже о его связи с ней и сначала не обратила было никакого внимания на его слова.
— Она чорт знает, что про тебя всем рассказывает! — продолжал он.
Виктор хотел придать вид, что он в этом случае оскорбился он за сестру.
Софи сконфузилась и взглянула на брата не совсем спокойными глазами.
— Что же она может про меня рассказывать? — спросила она.
— Во-первых, как ты хотела за Бакланова выйти замуж и как тот тебя прибил, — говорил Виктор.
— О, вздор! — воскликнула Софи.
Ее красивые ноздри начинали уже раздуваться.
— Рассказывала еще…
— Перестань, Виктор! — прикрикнула на него Софи.
Иродиада, во время нежно-любовных сцен, в самом деле, многое ему порассказала.
— Я ей откажу, — проговорила Софи прерывающимся от досады голосом.
— Нет, ее прежде надобно обыскать… Она, я думаю, у тебя денег наворовала… я сначала ее обыщу да деньги у нее отберу!.. — бил Виктор прямее в цель.
— Нет, пожалуйста! Я только прогоню ее и больше никаких с ней объяснений не желаю иметь, — сказала Софи.
Она боялась, что Иродиада еще больше наплетет на нее.
Виктор, по своему обыкновению рассердился и на сестру.
— Обе вы, видно, Даха Парахи не лучше! — проговорил он и стал прощаться.
Софи сделала вид, будто этих последних слов не слыхала.
— Иродиада! — крикнула она после его ухода.
Та вошла к ней с довольно покойным видом.
— Ты беспрестанно куда-то уходишь; я вижу, что тебе служба у меня неприятна, а потому можешь искать себе другого места, — сказала ей Софи.
Иродиада, слышавшая, что Виктор был у сестры, почти ожидала этого.
— Что ж, мне не на улицу же сейчас итти и выбросить себя! — сказала она дерзко.
— Ты можешь еще жить у меня; только я услуги твоей больше не желаю.
Иродиада на это усмехнулась.
— Не раскайтесь! — пробормотала она себе под нос.
— Что такое? — спросила ее Софи.
— Не раскайтесь! Найдите еще другую такую, которая так бы вам служила, как я, — сказала вслух Иродиада и, хлопнув дверью, ушла.
Затем, собрав все свои вещи, перетащила их из горницы в баню.
В своем роскошном кабинете Эммануил Захарович, в очках, с густо-нависшими бровями, озабоченно рассматривал наваленные на столе книги, бумаги, письма, счеты.
Перед ним стоял рыжеватый, худощавый мащанин, тоже один из его поверенных и молокан по вере.
— Сто зе такое с ним? — спращивал с досадой Эммануил Захарович.
— Бог их знает-с! — отвечал поверенный, пожимая плечами. Изволили приехать домой… затосковали… хуже, хуже, так что за доктором послать не успели.
