— О, Господи! — стонала Софи, ломая руки.
— Я все напишу! Нынче не старые времена, — говорил Виктор, уходя.
Софи едва совладела собой и вышла к Бакланову.
— Что такое с вами? — спросил тот, сейчас же заметив ее встревоженное лицо.
— Ах, кузен, я отовсюду окружена врагами! — произнесла она, садясь около него.
— Э, полноте; неужели же и я ваш враг? — успокаивал ее Бакланов.
— Вы-то больше всех мой враг, — сказала Софи, покачав головою: — не была бы я такая, если б ты не поступил со мною так жестоко.
— Да, — произнес протяжно Бакланов: — но я имел на то большое право.
— Никакого! Никакого! — воскликнула Софи. — Я была чиста, как ангел, пред тобой!
— Ну!.. — произнес многозначительно Бакланов.
— Как хочешь, верь или не верь! — отвечала Софи, пожимая плечами. — Но, во всяком случае, я теперь просила бы тебя, по крайней мере, сохранить дружбу твою ко мне, — прибавила она, протягивая к нему руку.
— Но я-то дружбой не удовлетворюсь, — отвечал Бакланов, целуя ее руку.
— О, полно-ка, перстань, пожалуйста, шутить!.. — отвечала Софи, которая, в самом деле, в эти минуты было, видно, не до того. — От врагов моих лучше спаси меня! — говорила она.
— И грудью и рукой моей! — отвечал Бакланов: — но только опять повторяю: дружбой я не удовлетворюсь.
Софи посмотрела на него.
— Знаешь, мне ужасно неприятно и тяжело это слышать: неужели же я так уж низко пала, что меня никто хоть сколько-нибудь благородно и любить не захочет!
— О, Бог с вами, что вы, кузина! — перебил ее Бакланов.
— Да, я знаю, вы все думаете: «э, она такая, что от нее сейчас всего требовать можно… это не то, что наши жены, сестры… она женщина падшая!» — все это я, друг мой, очень хорошо знаю.
— О, Бога ради, кузина!.. — повторил Бакланов еще раз и во весь остальной вечер был глубоко почтителен к ней.
— Я у вас буду на этой же неделе, и вообще когда вы только позволите и прикажете, — сказал он, раскланиваясь при прощаньи.
— Пожалуйста! — повторила ему Софи свое обычное слово.
«Она чудная женщина! Чудная!» — повторял он мысленно всю дорогу.
16
Начинающееся служение идее
На другой день, часов в девять вечера, Бакланов подъехал к огромному генерал-губернаторскому дому.
— Зачем меня звали, и кто у губернатора? — спросил он, входя.
— Дворянство! — отвечал жандарм, снимая с него шинель.
Бакланов пошел. В большой приемной зале он увидел, что за огромным столом, покрытым зеленым сукном, сидело несколько дворян. Приятель Бакланова, солидный помещик, со своим печальням лицом, тоже был тут.
