В это время кадриль кончилась.
— Я буду у вас, — повторил еще раз Бакланов.
— Пожалуйста! — повторила Софи и опять совершенно равнодушным голосом.
Бакланов ушел в другие комнаты и сел играть в карты.
Молодые люди не давали Софи вздохнуть. Ее беспрестанно приглашали на вальс, на польки, на кадриль, наконец к ней разлетелся и сам Эммануил Захарович, в белом жилете, в белом галстуке, отчего рожа его сделалась еще чернее. Софи взмахнула на него неприветливо глазами: отказать ему не было никакой возможности. Он пригласил ее при всех и вслух.
Они стали.
По лицам большей части гостей пробежала улыбка, но музыка в это время заиграла, и пары задвигались.
— Что это вы, с ума сошли! — сказала шопотом и бешеным голосом Софи своему кавалеру, хотя по наружности и улыбалась.
— Сто зе? — спросил ее робко почтенный еврей.
За деньги, он полагал, что вежде и все может делать.
— Я не позволю вам нигде бывать, где я бываю, — шептала Софи.
— Сто зе я сделал? — спрашивал тот в недоумении.
— Вы осел, дурак, потому и не понимаете, — продолжала Софи, делая с ним шен.
Эммануил Захарович краснел в лице.
— Извольте сейчас же итти и просить других дам, чтобы танцовала с вами не я одна!
Эммануил Захарович, кончив кадриль, пошел ко всем дамам; но с ним согласилась протанцовать одна только жена Иосифа Яковлевича, очень молоденькая дама, на которой тот только что женился.
— Эммануилка-то все со своими возится! — заметил вслух и на всю почти залу Никтополионов.
Софи после кадрили немедля уехала.
Она была взбешена, как только возможно, и проплакала всю ночь.
Бедная женщина! Она тоже, хоть читать ничего не читала, но зато от ездивших к ней молодых людей беспрестанно слышала: «подлость!..», «гадость!», «подкуп!..». И с каждым их словом она все более и более начинала сознавать весь ужас своего положения.
То, что Бакланова сбивало с панталыку, ее наводило на путь истинный: при нахлынувшем со всех сторон более свободном воздухе, в ком какие были инстинкты, те и начинали заявлять себя.
Не более как через неделю Никтополионов снова поймал Бакланова в клубе и стал стыдить его при всех.
— Вот вам, рекомендую, господа, — говорил он, показывая на него евреям, грекам, армянам и русским: — вот господин, у которого сто тысяч в кармане, и он их держит за две копейки в банке.
Греки, армяне и русские при этом усмехнулись, а евреи даже воскликнули:
— Зацем зе это он так делает со своими деньгами?
— Но где же сто тысяч! — возражал стыдливо Бакланов и, возвратясь домой, решился сделать то, что ему все советовали.
