Софи взяла, не глядя; прочие тоже так, но он вдруг вздумал и рассесться тут.
— Ну, он-то мне уж гадок! — проговорила почти вслух Сабакеева.
— Вам бы уехать куда-нибудь отсюда: здесь воздух нехорош, а люди так и совсем дрянные, — говорила она резко Софи.
— Но куда же? — возражала та, почти беспрерывно меняясь в лице.
Видимо, что внутри нее происходили мучительные волнения, тогда как Евпраксия с ангельским почти спокойствием разговаривала с Баклановым.
Эммануил Захарович, видя, что им никто не занимается, снова спустился в буфет.
Пароход между тем, выйдя из пристани, шел мимо красивых обрывистых берегов. На небе массы облаков, после знойного дня, как бы дымились; воздух блестел беспрерывною сетью испарений; в пароходных колесах вода рассыпалась серебряной пылью.
Все невольно встали полюбоваться этой картиной. Бакланов при этом заметил, что на глазах Софи заискрились чуть-чуть заметные слезинки; а Евпраксия, напротив, смотрела серьезно и только как бы удивлялась в этих красотах природы величию Бога.
Казимира старалась стать поближе к Бакланову и даже опереться на него.
— Задний ход! — раздался голос капитана.
Никто не ожидал, что пароход так скоро подошел к островку.
Все засуетились и пошли.
— Вы ко мне, конечно, не зайдете? — сказала Софи, уходя, Бакланову.
— Нет! — отвечал он.
Толпа их разделила.
Оставив старушку на берегу, молодые люди углубились в остров. Евпраксия очень любила гулять по полям и по лесам: они, по крайней мере, прошли версты три, и он только немножко разгорелась в лице.
Казимира все надеялась, что в этом полутемном лесу Бакланов наконец объяснится с ней; но он как нарочно все шел и разговаривал с Евпраксией о самых обыкновенных предметах; Казимира начала неиствовать. Она бегала по лугам, рвала цветы, вплетала их себе в волосы, бросала их в Бакланова, наконец увидала у берега лодку.
— Ах, вот лодка! покатаемтесь, — говорила она.
— Нет! — возразила было ей Казимира.
— Душечка! ангел мой! — говорила Казимира, целуя ее.
— Но я maman сказала.
— Ничего, я все на себя приму, — умоляла ее Казимира.
— Поедемте! — поддержал и Бакланов: ему любопытно было видеть себя с этой восхитительною девушкой в одной лодке.
Евпраксия наконец, с своею кроткою улыбкой, согласилась.
— Я сяду на корме, — сказала она.
Казимира, так страстно желавшая кататься, едва осмелилась потом зайти в лодку.
Бакланов начал грести.
Евпраксия сидела против него лицом к лицу.
Казимира расположилась около ног молодого человека и без всякой осторожности уставила на него свое влюбленное лицо.
